Письма из одиночества
Шрифт:
– Независимая жопа… Вижу, ты не теряешь оптимизма.
– Оптимизм обречен, так как смертельно опасен. Мне кажется, что благодаря ему теряю нечто большее: в то время как я пытаюсь продать свою жизнь в розницу, кто-то ее предприимчиво купил оптом, вместе со школой, университетом и этой стройкой, а мы все пыхтим, тужимся, спешим там, где можно уже расслабиться.
– Уходишь на целый год, тебе не страшно?
– Опять ты про свое! Я же не на войну. Давай поговорим о чем-нибудь банальном.
– Просто такие кошмары про армию по телеку показывают.
– По телеку всегда показывают кошмары. Страх – лучшее успокоительное для народа. Итоговые новости – как вечерняя инъекция ужаса. На хрена ты его вообще смотришь? Я бы выкинул.
– Да я не смотрю почти. Выкидывай.
– Лень тащить на помойку. Ладно, пусть приглядывает за тобой, пока меня не будет. Как у тебя в универе? Как твой юный философ, что глаз на тебя положил, пора бы ему его уже забрать, место занимает, а то я могу и помочь.
– Это что, ревность?
– Нет, я только пытаюсь себя заставить.
– Сегодня смешно получилось: я опоздала на пару, только вошла, а он мне вопрос какой-то про Гегеля. Я говорю: «Дайте отдышаться». «Ладно, раздевайтесь пока», – говорит. Я ему: «Все снимать?» А он мне: «Знаешь что – я скажу, когда хватит».
– Так ты сама с ним заигрываешь. Не жалко тебе парня?
– Надо же как-то развлекаться. Когда становится жалко, появляется скука.
– А что по испанскому? Глаголы зубришь?
– Да, учу неправильные глаголы прошедшего времени.
– Сколько можно-то? Уж и время прошло, а ты их все учишь. Подумай о будущем.
– Будущее мы еще не проходили.
– Когда ты его пройдешь, оно уже станет прошедшим, я тебе помогу с ним, когда вернусь. Ждать тебе осталось немного.
– Я люблю ждать, так что у тебя никаких шансов. Ты попал. И жить тебе со мной до самой страсти. До самой старости я хотела сказать.
– Неплохо получилось. Пошли за страстью. Устроим сегодня романтическую ночь.
– Отвальную ночь.
– Завальную. Завалюсь на тебя всей своей похотью.
– Мне уже страшно.
– Давай только не здесь, здесь родители спят. В смысле мама с отчимом.
– И тебе все слышно?
– Фрагментами.
– Как отчим?
– Он хороший. Добрый, но спокойный.
– Интересная формула. Значит, тебе повезло. Давно хотел тебя спросить, если это уместно. А что с отцом?
– Не знаю точно: шел, шел и в один мерзкий день сошел с ума.
– Жил с психиатром и сошел с ума?
– Мама – не сахар, хотя и врач, а он растаял, поплыл – музыкант, весь в творчестве, в оркестре, в своей трубе, то на репетициях, то на гастролях. В общем, появился третий. Видимо, он не ожидал. И съехал с катушек.
– Третий всегда все испортит. На троих только соображать хорошо, а вот жить-то, наверное, не очень. Ладно, опять мы в прошедшее влезли. Боюсь, щас окислишься, как микросхема.
– Сам ты микро. Но вспоминать не хочется.
– Хороший диван. Твой? Я бы с такого вообще не вставал.
– Да, я на нем сплю. И мечтаю тоже на нем, и ем, и книги читаю, и уроки делаю.
– И целуешься…
Я утонул в шелках ее волос, вслед за руками тихо сползала одежда, пока я разоблачал ее гибкое тело, губы не выпускали ее губ, прохладные и влажные, и те и другие говорили, говорили, говорили, весь их диалог начинался с «Я люблю тебя – я тоже тебя люблю» и выливался в «Я хочу тебя – я тоже тебя». Мы слились в одно целое на васильковой поляне постели, в окно поддувал теплый бриз улицы. Что еще нужно для счастья?
Конец ознакомительного фрагмента.