Письма к детям
Шрифт:
Очень любящий тебя Ч. Л. Доджсон
Мод Станден
Крайст Черч, Оксфорд 1 сентября 1873 г.
Дорогая Мод!
Как правильно пишется твой адрес: Виктория плейс или Виктория сквер? В твоем письме значится «плейс». Я провел сегодня полтора часа в Рединге, с половины первого до двух, безуспешно пытаясь разыскать тебя. Неудача посетила меня в основном по моей вине, так как я забыл номер твоего дома и не захватил с собой письмо. Сначала я отправился на Виктория Плейс, но дома там оказались такими маленькими, что ты вряд ли смогла втиснуться в какой-нибудь из них. Мне почему-то показалось,
Затем я попытался найти тебя на Виктория сквер, но дома там начинались с номера 8, и поэтому номера 3 среди них не было. Тогда мне пришло в голову, что ты вполне могла бы оказаться в номере 11 и я позвонил у дверей этого дома, но опять тщетно, хотя служанка, открывшая дверь, мне обрадовалась, что очень странно, ибо я никак не мог быть тем лицом, которое она ожидала увидеть. Я не рискнул звонить подряд во все дома, иначе за мной вскоре гналась бы толпа разгневанных служанок, а это гораздо опаснее, чем рой ос. Поэтому я принялся медленно прогуливаться туда и обратно по противоположной стороне улицы в надежде, что кто-нибудь увидит меня из окон, но так как никто не выглянул, я повернул обратно, печально, но скрепя сердце я отправился на вокзал.
Преданный тебе Ч. Л. Доджсон
Р. S. Есть ли у мисс Брюер фотография «кабинетных» или «визитных» размеров Элен в ночной сорочке? Передай привет от меня всем приветливым животным, которые, возможно, живут у тебя дома.
Беатрис Хэтч
Крайст Черч, Оксфорд 13 ноября 1873 г.
Моя дорогая Берди!
Я встретил ее у ворот Том Гейт. Она шла, держась неестественно прямо и не сгибая ног в коленях. Мне показалось, что она пыталась найти, где я живу. Поэтому я спросил:
— Почему ты пришла сюда одна, без Берди?
— Берди уехала! И Эмили уехала! А Мабель плохо со мной обращается! — пожаловалась она, и две восковые слезинки скатились по ее щекам.
Ах, какой же я глупый! Я же забыл тебе сказать, кто это был! Это была твоя новая кукла. Я очень обрадовался ей, пригласил ее к себе в комнату, угостил ее спичками и чашечкой расплавленного воска, так как бедняжка после долгой дороги была очень голодна и просто умирала от жажды.
— Садись поближе к камину! — пригласил я ее.— Устраивайся поудобнее, и мы побеседуем.
— Ах, нет! — возразила она.— Мне не следует этого делать! Я так легко плавлюсь!
И она попросила меня усадить ее в противоположном конце комнаты, где было очень холодно. Там она устроилась у меня на коленях и принялась обмахиваться перочисткой, как веером, так как боялась, что кончик носа у нее начал плавиться.
— Вы даже не представляете, какими осторожными приходиться быть нам, куклам,— сказала она.— У меня была сестра, так можете ли вы поверить, однажды она подошла к огню, чтобы погреть руки, и одна рука у нее отвалилась! Так, право, и отвалилась!
— Разумеется, право,— заметил я,— ведь это была правая рука.
— А откуда вы знаете, что у нее осталась левая рука, мистер Кэрролл? — поинтересовалась кукла.
— Очень просто,— пояснил я.— Когда восковая кукла подходит к огню, она совсем не права, а как может быть у куклы, которая совсем не права, хоть что-нибудь правое?
— Мне вовсе не смешно,— обиделась кукла.— Это очень грубая шутка. Даже обыкновенные деревянные куклы и те шутят лучше.
— Не печалься об этом,— успокоил ее я,— а лучше скажи мне вот что. Я собираюсь послать Берди и остальным детям по фотографии, какую себе выберет каждый из них. Как ты думаешь, какую фотографию выберет Берди?
— Не знаю,— ответила кукла.— По-моему, вам лучше спросить об этом у нее самой.
Я взял куклу в Хэнсом Кэб. Как ты думаешь, какая фотография тебе понравится? Артур в костюме купидона? Или та, где Артур и Уилфрид сняты вместе? Или та, на которой изображены ты и Этель в костюмах маленьких оборвышей? Или фотография, где Этель стоит на ящике? Или фотография, на которой ты снята в одиночестве?
Любящий тебя Льюис Кэрролл
Гейнор Симпсон
[Честнатс, Гилдфорд] 27 декабря 1873 г.
Дорогая Гейнор!
Мою фамилию следует писать с буквой «g» в середине, т. е. Dodgson. Всякий, кто пишет ее так же, как фамилию этого несчастного (я имею в виду Председателя Комитетов при Палате общин {9} ), оскорбляет меня глубоко и навсегда! Подобную небрежность я могу простить, но никогда не смогу забыть. Если же ты неправильно напишешь мою фамилию еще раз, я буду звать тебя «...ейнор». Смогла бы ты быть счастливой, имея такое имя?
9
В то время этот пост занимал Дж. Дж. Додсон (Dodgson).— Примеч. пер.
Что же касается танцев, то я, милая девочка, никогда не танцую, если мне не дают возможности делать это на свой особенный манер. Бесполезно пытаться описывать, как я танцую, словами — это надо видеть. В доме, где я пытался танцевать в последний раз, провалился пол. Правда, он был довольно шатким: балки имели в толщину всего лишь каких-нибудь шесть дюймов {10} (такие тоненькие палочки вряд ли можно назвать балками). Нет, если уж танцевать на мой манер, то каменные своды гораздо надежнее. Случалось ли тебе когда-нибудь видеть, как в зоопарке носорог и гиппопотам пытаются вместе танцевать менуэт? Очень трогательное зрелище!
10
Единица длины, равная 1/12 фута.— Примеч. пер.
Передай, любое письмо от меня Эми, которое, по-твоему, ее больше всего удивит.
Преданный тебе друг Льюис Кэрролл
Джулии и Этель Арнольд
[Крайст Черч, Оксфорд] [3 марта? 1874 г.]
Какие вы нехорошие девочки!
Во всей истории, даже если мы обратимся к временам Нерона и Гелиогабала, вряд ли найдется еще один пример детей, которые были бы такими бессердечными и так же забывали возвращать взятые книжки. В этом я совершенно уверен, потому что ни Нерон, ни Гелиогабал никогда не брали в руки ни одной книжки. В этом я также совершенно уверен, ибо в те дни книжек еще не печатали.