Письма, несущие смерть
Шрифт:
Воспользовавшись скидкой для служащих, я купил в секции прикладного искусства «Джемко» набор для изготовления бумаги и, с помощью инструкции, смастерил лист бумаги класса «Королевская» с позолоченным тиснением «Пол Ньюмен» сверху. Я подумывал добавить номер почтового отделения, но не знал даже, в каком штате он живет, а это легко могло меня уличить. В общем, я решил не мудрствовать. Сама бумага выглядела дорого, представительно и очень лично. Белая с желтоватым оттенком, плотная, с крохотными оливково-зелеными искорками, будто сделанная из цветочных стебельков.
Устроившись на заднем дворе, я создал четыре
Должен признаться, результат получился впечатляющим. Я высушил листы в своей комнате и прогнал через текстовый редактор и заранее купленное устройство, печатающее курсивом. Я создал четыре идентичных рекомендательных письма, завершив их подписью Пола Ньюмена, скопированной с банки «Соус для спагетти Пола Ньюмена». Подпись была самым скользким моментом моей авантюры, слабым звеном, которое могло выдать меня в любой момент, но все остальное выглядело так здорово, что казалось совершенно правдивым.
В мае выяснилось, что я получил главную стипендию фонда Эдгара Т. Дьюбери, присуждаемую каждый год выпускникам средних школ за успешную благотворительную деятельность. Стипендия не покрывала всех расходов, но кардинально меняла мою ситуацию, позволяя и поступить в колледж, и покинуть родительский дом. Я считал, что мне здорово повезло, ведь это был единственный положительный ответ на мои прошения.
В тот же день на мой домашний адрес пришло письмо. Мать вскрыла его до моего прихода и небрежно бросила конверт и скомканный листок мне на кровать. Я отправлял столько писем, что покупал целые рулончики марок, а не скрепленные марочные листочки, но сам почти ничего не получал. Казалось, даже рекламный мусор обходил меня стороной. Как будто меня окружал экран или силовое поле, позволяющее посылать, но не получать. Единственным письмом за последнее время было жуткое послание, описывающее мой сон.
Неудивительно, что меня бросило в дрожь.
Сначала я рассмотрел конверт. Обратного адреса не было. Почтовый штемпель смазан так, что разобрать ничего невозможно. На лицевой стороне мое имя и адрес и ряд странных дешевых марок, но…
В почерке было что-то странное; я не мог понять, что именно. Буквы и цифры написаны решительно и отчетливо, и все же в печатных буквах адреса чувствовались сомнения. А на листке было только мое имя с запятой:
Джейсон,
Как будто автор неожиданно передумал. Я таращился на листок, вертел его в руках. Незаконченное письмо вызывало необъяснимую тревогу и… казалось знакомым. Вспомнилось письмо с описанием моего сна, хотя никакой связи между двумя посланиями не просматривалось. Покопавшись в нижнем ящике письменного стола, я нашел то письмо и сравнил почерки. Никакого сходства я не заметил, но мозг лихорадочно продолжал искать взаимосвязи.
Вот оно!
Письмо ведьмы.
Нет! Я его не сохранил, но забыть так и не смог. Не забыл ни шрифт адреса, ни почерк, ни подпись. Новое послание в точности совпадало с письмом ведьмы.
Мне вдруг стало холодно.
Я не желал признавать, не желал даже думать об этом, но уже некоторое время отдавал себе отчет в том, что в моем увлечении есть что-то… неестественное. Может быть, неестественное — неподходящее слово. Может быть, опасное. Или сверхъестественное. Или необычное. Даже сейчас я не могу точно определить таинственное ощущение обостренной или преувеличенной реальности, которую я ассоциировал со своими письмами. Но странная реальность существовала. Я ее чувствовал. И эти два послания были ее частью. Что все это значило? Я не знал. И не хотел знать. Я даже думать об этом не хотел.
Поэтому и не думал.
Приближался официальный школьный бал. У Эдсона с октября по апрель была постоянная подружка, но в пасхальные каникулы, случайно заглянув в ее дневник и обнаружив, что она втрескалась в парня из «Юнайтед парсел сервис», доставляющего по выходным посылки в офис ее отца, Эдсон ее бросил. Теперь он судорожно пытался найти хоть какую-нибудь спутницу. Роберт недавно связался с Джули Блум, которую мы все знали еще с начальной школы. Довольно симпатичная девчонка, только немного приторная. Фрэнк уже три года встречался с нашей ровесницей Лиз Олданой. Я же после Сандры Фортуны несколько раз ходил на свидания, но серьезных отношений ни с кем не завел. Благодаря новообретенной популярности я точно знал, что одиночество мне не грозит, если только я сам того не пожелаю, и я остановил свой выбор на Холли Мок, девочке из моего класса.
Вообще-то Холли была очень милой девушкой, но тут ее деликатность куда-то подевалась. Выяснилось, что — кроме традиционного букетика — ей требуются дорогой ресторан и художественные фотографии, лимузин и шикарное шампанское и еще куча вопиющей роскоши. Она считала, что, раз это единственный в ее жизни выпускной бал, она должна получить от него максимум удовольствий. Я ясно дал ей понять, что выкладываться не собираюсь. Мы достигли консенсуса и отправились к месту проведения бала в универсале моих родителей.
Для официального школьного мероприятия бал прошел совсем не плохо. После бала мы посидели в кафе с Робертом, Эдсоном, их спутницами и парой друзей Холли, поделились впечатлениями, посмеялись. Где-то после полуночи компания распалась. Я повез Холли домой, но припарковался перед каким-то темным зданием, за несколько кварталов до ее дома. В кафетерии мы отпускали шуточки по поводу секса на заднем сиденье, и, поскольку я не планировал встречаться с Холли после сегодняшнего вечера, считал, что мы вполне могли бы доставить друг другу удовольствие.
Холли явно придерживалась того же мнения. Не успел я выключить зажигание, как она набросилась на меня и в одну секунду выскочила из платья. Щелкнула защелка ее лифчика, и наши языки сплелись в жарком поцелуе. Она откинулась, задыхаясь, вполне готовая к продолжению банкета. У меня уже возникла эрекция, но для пущей уверенности я приказал ей пососать. Мне лень было ее трахать, поэтому я, без долгих уговоров, сунул пенис ей в рот. Она попыталась увильнуть при первом же выбросе спермы, да не на того напала: я крепко держал ее голову до самого конца и отпустил, только когда полностью удовлетворился.