Письма с Соломоновых островов
Шрифт:
В течение всего вечернего пиршества я находилась в обществе девушек, от которых получила много новых сведений, связанных с разного рода суевериями. Одни из них основаны на вере в духов, другие касаются запрещения употреблять в пищу некоторые виды рыб и фруктов. В былые времена эти запреты, как говорят, строго соблюдались, но под влиянием христианства и европейской культуры их либо отменили, либо смягчили.
В О’у до сих пор верят в духа Ма’а суу,олицетворяемого в виде летучей змеи, резное изображение которой довольно часто встречается на форштевнях лодок или вешается в качестве украшения высоко на фасадах хижин. Семейства, принадлежащие к роду летучей змеи, не должны употреблять в пищу съедобные фиговые листья, свинину или рыбу ма’эа,пока не кончится сезон посадок.
Во время срезки клубней ямса двери хижин должны быть тщательно
Существуют здесь также запрещения, относящиеся к периоду беременности и деторождения. В первую очередь это диета. Так, не только сама беременная женщина, но и ее муж не должны есть определенного сорта красной рыбы, выловленной ночью, или гигантского окуня, вес которого достигает двухсот килограммов. Им не разрешается также употреблять в пищу плоды, гроздьями свисающие на очень длинных и тонких плодоножках и очень похожие на рыбью икру. Запрет этот обязателен для обоих супругов с момента, когда женщина забеременеет, и вплоть до того, как ребенка отнимут от груди. В противном случае младенец рождается слабым, хилым и нередко страдает конвульсиями. Такого ребенка называют ваисинга,то есть «пойманная рыба». Если дети все время плачут, то говорят, что их сглазили зеленые попугаи а’а —птицы, которые неустанно кричат хриплым голосом. В таких случаях считают, что кто-либо из родителей съел, должно быть, такого попугая. Беременной женщине не следует также придерживать ляжками небольшую деревянную ступу, в которой толкут таро или ямс, или купаться во время прилива, так как это может повредить ребенку в ее чреве.
Продолжая объясняться с девушками (отчасти жестами, а отчасти пользуясь известными мне словами), я заметила на большой груде разного рода фруктов две разновидности бананов. В одной кисти плоды свисали вниз, в другой — стояли почти торчком. Говорят, это местный сорт, который раньше произрастал на Улаве в нескольких видах, но по каким-то причинам совершенно исчез и уступил место бананам, ввезенным с других островов.
Желая попробовать этот сорт на вкус, я сорвала один плод и, содрав с него кожуру, поднесла ко рту. Но тут одна из моих подруг подскочила, как рысь, отняла у меня банан, положила на угли, испекла и только тогда подала мне на деревянной тарелке. Оказывается, в большинстве селений на Улаве никто не ест сырые бананы, а только печеные! Обычай этот сохранился, вероятно, со времен эпидемии дизентерии, которая свирепствовала на острове в 1869 году. Кисть, от которой я оторвала плод, предназначалась для женщин, и никто из мужчин не имел на нее права.
Одна очень старая, беззубая уже женщина стала мне рассказывать, как в старые времена пищу, приготовленную к большим торжествам, складывали на празднично прибранном помосте, установленном на раскрашенных и украшенных резьбой столбах. Но тут прибежала явно взволнованная и удрученная Даниху (та самая, которая обнаружила отсутствие Упвехо и Аулу) и начала что-то шептать на ухо одной из девушек. Та слушала некоторое время с явным недоверием, а затем с испугом вскочила и, обращаясь к нам, крикнула:
— Даниху говорит, что Упвехо и Аулу не вернулись в свои хижины. Их нет и среди людей в селении…
Тут полилась столь стремительная лавина разных слов и возгласов, что я ничего не могла разобрать, кроме без конца повторяемого выражения мвасиу.Девушки казались сильно взволнованными, и лишь сидевшая рядом со мною старушка, улыбаясь беззубым ртом, с таинственным видом прошептала:
— Видно, юноши с Уги или Мелауламо, а может быть, с Малсупалма или Нарангори прибыли на своих боевых лодках и похитили девушек… А почему бы нет… и теперь это бывает! Много, много лет назад, когда и я была такой же молодой девушкой, как Даниху, юноши с Улавы похитили нас четырех на берегу близ родного селения Таварога, связали и бросили в лодку. Одну из нас, которая отчаянно кричала и сопротивлялась, они убили палицами и швырнули в море, а с остальными уплыли в океан. Я лежала па дне лодки и слышала, что нас продадут людям Толона Хануэ, обитающим в горах на севере Марамасике. По когда нас доставили к причалу в О’у и велели выйти из лодки, один из тех, кто похитил нас, подошел ко мне, стал внимательно присматриваться и поворачивать во все стороны, пока наконец не взял за руку и не повел в хижину своей матери… А затем… он женился на мне, — закончила старушка с улыбкой столь светлой, что ее сморщенное лицо, казалось, совершенно разгладилось.
Ее сверкавшие глаза и эта улыбка яснее ясного свидетельствовали, что она ничуть не жалеет о своем похищении с родного Сан-К, ристобаля!
Тут и мужчины обратили внимание на причитания девушек. Из хаотических ответов и возгласов они быстро узнали обо всем. Одни не придали особого значения происшествию и, ухмыляясь, твердили, что пропавшие девушки вскоре, наверное, найдутся, другие, и в том числе возлюбленный Упвехо, немедленно кинулись на поиски. Вооруженные палицами и копьями, с факелами в руках, они обшарили несколько километров побережья, но Девушек и след простыл. На песке нашли лишь разорванный шнурок со снизками раковинных дисков, а в скальном углублении у коралловой осыпи — одну из сережек типа «эхо», принадлежавшую Аулу.
Когда я вернулась в палатку, было уже поздно, но следовало закончить это довольно длинное письмо, так как завтра почту заберет Си Ян-цзи, выезжающий в Моли. Хотя я пользуюсь его услугами, он определенно мне не нравится… более того, просто внушает отвращение. Он в полном смысле этого слова хорошо воспитанный человек, отлично говорит по-английски, одевается, как лорд, и по-своему даже красив, но тем не менее… Именно во время его краткого пребывания в О’у исчезли две девушки!
Никто не мог объяснить мне стрекота мотора за коралловым барьером заливчика. Отец и Анджей уверяли, что это какая-то галлюцинация или обман слуха, а один из старожилов селения утверждал, что шум исходил от Поро таро — акулы, которая обитает на отмели между Улавой и Олу Малау, одним из островков Трех сестер.
— Это, вероятно, акула заманила девушек в море и сожрала их, — сказал он невозмутимо.
Пора заканчивать, дорогая Ева, так как через полотняные стенки палатки уже проглядывает рассвет, а я так устала и хочу спать, что клюю носом. Следующее письмо напишу уже после обряда малаоху,который состоится через месяц.
Твоя Аня
5
Соломоновы острова, остров Eлава, селение O’у
Моя дорогая Ева!
Прошло два месяца с тех пор, как ты получила от меня последнее письмо. Два месяца напряженного труда, а в конце — приступ малярии (к счастью, не опасный, но достаточно сильный, чтобы отбить у меня охоту ко всякой деятельности). Теперь я уже здорова и хочу поделиться с тобой всем, что произошло за это время в нашей маленькой деревне.
Ты помнишь, наверное, что в день свадьбы Лилиекени в О’у исчезли две девушки — Упвехо и Аулу. Поиски не дали никаких результатов. Островитянки пропали бесследно, если не считать разорванного шнурка со снизками раковинных дисков и одной сережки, которые нашли на песке заливчика и на коралловой осыпи. Подруги Аулу утверждали, что украшения принадлежат ей, но другие девушки доказывали, что это могли быть остатки сережек «эхо» давно умершей женщины, оставленные в этом месте с целью превратить их потом в реликвию. Так или иначе, жители О’у ломали себе головы над жалкими кусочками некогда изящных украшений, пока наконец не возобладало мнение, что духи столкнули исчезнувших девушек с кораллового берега в морскую пучину, а остальное довершили акулы. Одни прямо говорили, что девушек съела акула, часто появляющаяся на отмели между Улавой и островками Трех сестер. Другие утверждали, что это дело рук только речного духа, Пвауру Охо, который специально охотится за представительницами прекрасного пола и тщательно прячет тела похищенных.
Через неделю об исчезнувших девушках уже не вспоминали, и только маленькая Даниху плакала втихомолку. Днем я часто заставала ее сидящей на песке в заливчике с поникшей головой. Я не «могла, конечно, поверить в духов, убивающих молодых, красивых девушек, и поэтому была готова согласиться скорее со старой Халукени, утверждавшей, что пропавших девушек похитили воины с других островов и сделали своими женами или же продали. Но когда я пыталась заговорить об этом с некоторыми юношами, то те или уклонялись от ответа, или же рассерженно замечали, что уже много лет никто с соседних островов не умыкает девушек, так как теперь люди не соблюдают запрет бракосочетания со своими сородичами и у себя дома можно найти достаточно невест. Иного мнения был Рехе, возлюбленный Упвехо. Этот крепкий, мускулистый и предприимчивый молодой человек с острова Малаита, работающий механиком на одной из плантаций, приехал на Улаву в отпуск. Он не верил, что девушки погибли в пасти акулы или же убиты речным или каким-либо другим духом. По его мнению, их скорее всего похитили и продали на близлежащих островах. Рехе решил уйти с работы, купить моторную лодку и с несколькими смельчаками отправиться на поиски девушек.