Письма с Соломоновых островов
Шрифт:
Приближался остров Малаита, и веявший с берега легкий ветерок доносил до нас аромат вечнозеленых лесов, сплошной стеной подступавших к самому морю. Вскоре я могла разглядеть отдельные пальмы и даже светло-коричневые домики островитян, а также группу людей, стоявших на прибрежных камнях и внимательно наблюдавших за нами. Ловко проскользнув мимо коралловых рифов, наш катер подошел так близко к берегу, что почти коснулся острых скал, а затем оказался в Суу-Родо, или у входа в канал, отделяющий остров Малаита от Марамасике. Мне страшно хотелось проплыть по каналу до самого устья, однако катер взял вправо, и через десять-пятнадцать минут мы стали на рейде у селения Афио. От берега отчалила большая лодка с тремя
Вокруг нас скопилось больше десятка лодок, больших и малых. Мне показалось странным, что в лодках, которыми управляли мужчины, не было женщин, хотя свыше десятка девушек, смеясь, плескались в воде невдалеке от нас. На них были лишь короткие юбочки, в их ушах или, вернее, в ушных раковинах сверкали кусочки раковин тридакны, а плечи украшали тонкие браслеты из ракушек или искусно сплетенных трав. Плавали они, как рыбы. Ныряли и кувыркались в воде с такой ловкостью и грацией, что можно было принять их за сирен.
Мужчины отличались большей частью высоким ростом и хорошим телосложением, чертами лица они напоминали армян или персов. Некоторые были в брюках и рубашках, но одежда большинства состояла из узких набедренных повязок. На широкой бронзовой груди мужчин выделялись большие полированные щиты из перламутровых раковин, подвешенные шнурком к шее. Они были похожи на пластинки с изображением герба, которые некогда носили рыцари. Предплечья украшали большие браслеты из тридакны, а тяжелые серьги оттягивали ушные раковины чуть ли не до ключиц. Я обратила внимание на одного пожилого щеголя, в уши которого были воткнуты красные конусообразные раковины, а в носовой перегородке торчало красивое колечко из какого-то странного материала.
На лицах некоторых молодых людей запечатлелись следы войны. Один из них был явно негроидного типа: широкий, плоский нос и толстые губы; кожа у другого оказалась значительно светлее, чем у его товарищей; белокурые волосы и (явно европейские черты лица выдавали его происхождение. Правда, я несколько удивилась, заметив у большинства мужчин и женщин превосходные и очень пышные… рыжие шевелюры, которым несомненно позавидовала бы не одна из наших женщин, крашенных в рыжий (цвет. Как объяснил мне отец, многие меланезийцы пудрят волосы порошком из толченых раковин, окрашивая их в рыжеватые тона. Но поступают они так отнюдь не ради моды, а просто для истребления докучливых насекомых. Я заметила также двух девушек и одного юношу со столь отчетливыми монголоидными чертами, что не было никаких сомнении насчет японского происхождения их отцов.
Члены экипажа «Элис» оживленно и шутливо беседовали с плескавшимися в воде девушками, одновременно рьяно торгуясь с мужчинами, предлагавшими огромных усатых лангуст, отвратительных сепий [9] и даже черепах-великанов, а также плоды папайи, кокосовые и арековые орехи и много других продуктов, названий и вкуса которых я не знаю. Отец разговорился с пожилыми меланезийцами и даже купил у них два очень тяжелых браслета из тридакны и нанизанные на нитку, отлично отшлифованные, тоненькие пластинки из раковин, которые подарил мне. Анджей тем временем любезничал с какой-то очень красивой девушкой.
9
Сепия, или каракатица — род морских моллюсков. — Прим. ред.
Сразу же после возвращения капитана мы снова вышли в море, напутствуемые громкими криками островитян. Грохот поднимаемого якоря распугал сидевших на прибрежных деревьях пестрых попугаев, которые загалдели, выражая тем самым свое недовольство. А большие черные птицы — рогоклювы, перелетавшие с дерева на дерево, старались поразить нас своим лающим гомоном. Резвые и ловкие белоголовые, бронзовые ястребы и огромные соколы, с отливающими чернью крыльями и белесой грудью, с поразительной скоростью пролетали или кружили над «Элис», наводя ужас на мелких морских птиц. Высоко на фоне голубого неба виднелось несколько королевских орлов, величаво паривших на просторе. В лучах солнца их подбрюшины сверкали ослепительной белизной.
На протяжении двадцати восьми миль, отделявших нас от острова Улава, катер непрерывно сопровождали самые разнообразные птицы. Крича и каркая без устали, они целыми стайками набрасывались на косяки мелких рыбешек или рачков, чуть ли не из горла выдирая друг у друга добычу, то отлетая прочь, то вновь появляясь.
В полдень мы обогнули скалистые берега Марамасике, а затем взяли курс на восток. Вскоре я заметила вдали темные очертания суши, которая все увеличивалась в размерах, и вот уже стали видны сперва лесистые горы, а затем и темно-зеленые рощи кокосовых пальм. Спустя полчаса мы подошли к протянувшемуся на одну милю мысу Нгоронгоро на северной оконечности острова, и катер бросил якорь в порту близ одноименного селения. Итак, мы на острове Улаве!
Крепко целую тебя.
Твоя Анна
P. S. Следующее письмо постараюсь отправить вскоре. А.
2
Остров Улава, селение Суу Моли
Моя дорогая Ева!
Мы высадились на острове Улава, но не в Нгоронгоро, а в единственной доступной для «Элис» гавани Суу Моли, называемой попросту Моли. Это жалкая, маленькая гавань, но в ней находятся склады копры и несколько одноэтажных зданий, в которых разместились управление гавани, полиция и почтовая контора. Тут же, рядом, в высоко расположенной роще арековых пальм находится селение, в котором привлекают к себе внимание каменные здания миссий и довольно большая англиканская церковь. Немного поодаль среди зелени видны домики островитян и садовые участки, где выращивают папайю и бананы. За селением расположились плантации ямса и таро.
Прибытие судна на Улаву, и особенно в Моли, — это своего рода народный праздник, а поэтому в гавани нас приветствовали все жители Моли и ближайших селений. Рядом с группой английских миссионеров я увидела в толпе меланезийских женщин, одетых в пестрые ситцевые платья, застегнутые до шеи. Одежда темнокожих мужчин состояла преимущественно из светлых брюк и сорочки с галстуками столь яркими, что рябило в глазах. Многие дети были облачены в европейское платье или кричаще пестрые «конверты», однако одежда большинства жителей состояла лишь из узких набедренных повязок и толстых шнурков с нанизанными на них тоненькими пластинками раковин на груди. В густых кудрях детей торчали крупные цветы с раскрытыми чашечками.
Торжественная встреча происходила на футбольном поле. Как только начались речи, я не удержалась и под предлогом присмотра за выгрузкой багажа, собственно говоря, ящиков с моими фотохимикалиями, улизнула с поля. Целая стайка детей бросилась за мной. Вскоре мы подружились, хотя изъяснялись лишь жестами, так как я знаю только несколько слов на их языке.
От Анджея, который разыскал меня у груды ящиков и мешков, я узнала, что нам предложили поселиться в одном из пустующих миссионерских домиков, однако папа, поблагодарив, отказался, решив устроиться в палатках. Он принял лишь приглашение на званый обед, надеясь разузнать у миссионеров что-либо интересное об Улаве и соседних островках.