Питер Снелл. Без труб, без барабанов
Шрифт:
Стоял конец января, и сезон продолжался. Я выиграл первенство Вайкато, бегал в специальных встречах в Иден-парке, а затем наступил день моего первого выступления на чемпионате страны. Здесь был шанс попасть в национальную сборную на Британские игры, и, будучи недостаточно искушенным, я надеялся, что не упущу его. Я не слишком верил в то время, что могу побеждать в беге на 880 ярдов, и довольно далеко отпустил Пенлингтона после первого круга, который он прошел за 53 сек. Майк Ервейкер, обладатель рекорда страны в беге на 440 ярдов, догнал Пенлингтона в начале финишной прямой, и они отчаянно боролись вплоть до финишной ленточки. Ервейкер выиграл грудь, и оба показали результат 1.52,5, но никто
Наступил конец сезона 1958 года. Я уже не был подающим надежды игроком в теннис, в крикет или в гольф. Я стал бегуном и начиная с этого времени полностью погрузился вместе с Артуром в тренировочную программу по подготовке к сезону кроссов, имея на прицеле одно из важнейших соревнований в моей карьере — 2000 м против Мюррея, который возвратился из своего турне по Европе и Африке после Британских игр.
Взрыв слез
В группе Лидьярда я стал любимцем. Эта роль до меня принадлежала Рею Пакетту, и Артуру, и остальным пришлось по-настоящему поработать, чтобы отправить его в Кардифф на Британские игры. Каждый из учеников Лидьярда был в свое время любимцем, и теперь пришла моя очередь. Я оказался под пристальным контролем Лидьярда.
Я выступил в клубе Оуэйрэйка и вскоре был полностью поглощен новым кругом товарищей, чье отношение к спорту очаровывало. Отдельно от больших, известных фигур в «стойлах» Лидьярда содержалось несколько не блиставших талантами, но преданных спорту парней; хороших результатов они не показывали. Тренировались они вместе с Мюрреем Халбергом и остальной компанией и делали это с тем же напряжением, что и все остальные, несмотря на то, что не были бегунами класса Халберга и, возможно, никогда бы не смогли ими стать.
Я оказался со всех сторон окруженным этими людьми и очень радовался, поскольку было очевидно, что мне придется провести с ними уйму времени и все они могут быть полезны. Чтобы воспринять то количество беговой работы на выносливость, которого требуют артуровские методы тренировки, важно иметь постоянную компанию и поддержку со стороны. То была работа, которую я не смог бы, по крайней мере тогда, выполнить в одиночку.
Глазными действующими лицами в этой дружелюбно настроенной и разнообразной компании были, конечно, Мюррей Халберг, Билл Бейли и Барри Мэги — три фигуры мирового класса, с которыми я впоследствии был тесно связан многие годы.
Мюррея и меня из-за многих турне, в которых мы оба участвовали, часто называли «старая фирма», но у нас были странные взаимоотношения. Мое отношение к Мюррею было отличным от отношения Мюррея ко мне. Этим я хочу сказать, что никогда не знал, что Мюррей думает обо мне. Это стало более очевидным после Рима и после моей ссоры с Артуром. Мюррей — весьма милый человек, но, как мне кажется, легко попадает под влияние других, что я не считаю хорошей чертой характера.
Когда между Артуром и мной возникли разногласия, он принял сторону Артура, которому верил безгранично. Мюррей представляет собой комбинацию самососредоточенности и общительности. В компании он чувствует себя лучше, чем я, может показывать изумительные результаты для публики, и все же он не менее замкнут, чем я,
В Барри я нашел более надежного товарища. Он принадлежит к типу людей, которым все дается с трудом, хотя внешне он так не выглядит. Приятно смотреть на его бег, но вы никогда не ожидаете, что он покажет что-либо действительно из ряда вон выходящее. Он бежит почти феерически и в марафоне и на дорожке, но маленькое «экстра» — то, что делает бег исключительным, — в нем, кажется, не присутствует. Барри — совершенство как партнер в тренировке. Бегая с ним, я всегда чувствовал, что мы идем именно с той скоростью, которая мне требовалась. Никогда слишком быстро или слишком медленно, и если я хотел соревноваться по ходу бега, он чувствовал и, весьма вероятно, осознавал это. В этом отношении он был полной противоположностью Биллу Бейли.
Подобно мне, Барри позволял нагружать себя выступлениями для публики. Он чувствовал, что это дело нужное. Он никогда не мог сказать «нет» людям, которые требовали от него выступления. Но мне кажется, ему было бы трудно считаться с этими требованиями, если бы он был на самой вершине спортивной славы. Мне нравился характер Барри, и особенно его расположение к клубу и товарищам по тренировке. Если я рыскал повсюду, скрупулезно подыскивая таких партнеров по тренировке, которые могли мне помочь, то Барри оставался с теми, с кем бегал всегда, даже если они были только «кроликами».
Билл — целиком человек общества, и притом такой, которого невозможно не принять хорошо. Я думаю, что если бы его когда-нибудь по-настоящему не поняли, ему бы пришел конец. Он полон доморощенной философии, и ему все равно, кто его слушает. Некоторые из его любимых изречений стали легендарными в кругу друзей. После женитьбы, однако, он радикально переменился, перестал быть затейником для публики, предметом ее насмешек, и, думаю, это для него к лучшему.
Билл мог бы вызывать раздражение, возможно ненамеренно, поскольку он от природы человек прямодушный. Однажды он прогудел: «Что вы делаете? — Шесть по 440.— Ну, вам следует это делать чуточку лучше, иначе это будет напрасная трата времени». В другой раз в Стэнмор-Бэй, в то время как мы в поте лица трудились на тренировке, он заявил: «Боже мой, вы — слабаки».
Мое последнее выступление летом 1957/58 года (В Новой Зельдии середина лета падает на январь. — Прим. пер.) показало, как сильно я нуждаюсь в общей выносливости, приобретение которой спланировал для меня Лидьярд. Речь идет о полумиле в Вайкато против команды австралийских университетов в Седдон-парке Гамильтона, где я впервые соревновался с очень хорошим австралийским бегуном Тони Блю, впоследствии ставшим моим близким другом.
В этот период у меня уже была некоторая известность — я был третьим бегуном Новой Зеландии на полмили, — и, чтобы поддержать свою репутацию, я сразу после старта взял лидерство и вел бег без неприятностей до 660-ярдовой отметки. После этого Тони поставил меня в глуповатое положение, выйдя вперед и победив без особых усилий.
Вплоть до этой встречи я горел желанием непременно выступать в соревнованиях, но теперь, мысленно возвращаясь к тем дням, не могу не видеть, что во время встречи с Тони мое физическое состояние не позволяло больше участвовать в соревнованиях. Если начертить кривую готовности к соревнованиям, то тогда я находился на ниспадающем ее участке. Резервов больше не оставалось.
Артур убеждал меня как можно скорее присоединиться к ребятам и включиться в полную тренировку в беге на выносливость. Однако я нашел это чрезвычайно тяжелым, и мои начальные усилия пройти через программу 100 миль бега в неделю давали сбои. После двух добрых пробежек по 15 миль могли быть хилые четыре мили в день, во время которых я старался отдохнуть от проведенной работы. Не был благоприятен для тренировки и тот факт, что я был вынужден вечерами, дважды в неделю, ходить в школу, для подготовки к экзаменам на звание землемера, которые должен был держать в конце года.