Питер
Шрифт:
Но даже слепой, он это видел — в своем воображении, будь оно проклято. Стена набухла волдырями, зловонными раковыми опухолями, проступили чудовищные пульсирующие вены. Пошла волной, выгибаясь от чудовищного давления изнутри. Затем вздулась — набухли пузыри, словно от страшного ожога. Пузыри росли, их становились все больше.
Старик ждал.
Он знал, что это неизбежно. Здесь их территория.
Пузыри начали лопаться. Из лопнувших пузырей выглядывали изуродованные, украшенные жуткими шрамами полу-лица, полу-морды. Откушенные уши, вырванные клещами ноздри,
Сотни черных, ничего не выражающих выпуклых глаз смотрели теперь на Энигму.
— Чтобы исправить твою ошибку, нам придется послать Призрака. Но для начала он займется тобой.
Вот и все.
— Съебитесь из кадра, — велел старик. Выпрямился. — Я еще кони не двинул. Когда двину, тогда и при… — он вздрогнул. Потому что рядом появился кто-то еще.
Скрип двери.
Из темноты медленно выдвинулась угловатая, очень высокая фигура, нависла над старым диггером. Кожа человека, если это был человек, отливала серым.
Энигма слышал дыхание существа, клокотание воздуха в его зловонных легких. Шипение, когда отработанный воздух выходил из них наружу. Слышал даже биение крови за серой кожей, гладкой и твердой, как металл. Чувствовал, как тварь на него смотрит.
Существо протянуло длинную руку… или что у него там? Старик не знал.
— Грабли подбери, — предупредил Энигма. Отступил назад, приготовился…
Кажется, смерть пришла — ты, старый долбаный диггер.
Готов?
Он перехватил костыль за основание, занес для удара. Все когда-нибудь подходит к концу.
— Я сказал — съебись из кадра, — повторил он медленно. — Или объяснить популярно?
Серая фигура наклонилась… Вложив в удар всю силу и злость, старик взмахнул костылем…
Иван услышал за спиной далекий глухой вой и передернул плечами. Ветер, наверное. В тоннелях всегда ветер.
На то оно и метро.
Глава 10
Венеция
Военные медики, один из которых подлатал его, остались позади мерцающим электрическим пятном. Так, начал мысленно загибать пальцы Иван. Чернышевскую я прошел, Площадь Ленина тоже, сейчас Выборгская. Верно?
В отличие от блокпостов Альянса, выборгский был чисто формальный. Никаких мешков с песком, пулеметов, никаких прожекторов. Прямо посреди тоннеля стоял стол с конторкой, за ним два стула. На стульях лениво развалились два человека в серой форме с автоматами. Дальше по тоннелю находилась выгородка — сиденья из метровагона составлены уголком. Интересно. Иван увидел расползшийся от старости коричневый дерматин. На одном сиденье спал человек в гражданском — задержанный, что ли? Освещалось все это единственной лампой, запитанной от аккумулятора. Иван заметил под столом его массивный пластмассовый корпус.
Горелов поздоровался с таможенниками, кивнул.
— Откуда идешь? — спросил таможенник. У него был замороженный равнодушный взгляд.
— С Восстания, —
— Что несешь?
— ГП-шки на продажу. Ну, и по мелочи.
— Показывай.
Иван расстегнул сумку, показал противогазы и фильтры. Таможенник хмыкнул.
— Цель посещения, — он раскрыл толстую тетрадь в клеточку, послюнявил карандаш. — Пишу: бизнес. С тебя два патрона.
Иван кивнул — понятно, куда без пошлины.
— А что так много-то? — спросил он.
— Время такое, — сказал таможенник. Аккуратно вырвал листок из тетради, протянул Ивану. — Плати или топай обратно.
— Тяжелое время, — сказал Иван.
— Да уж, — согласился таможенник. — Не без этого… Слышал новости? Придурки с Васьки вон бордюрщиков перебили зачем-то. Всех подряд — и женщин, и стариков тоже. Ну, не дебилы, спрашивается?.. Хотя чего я тебе рассказываю? Ты сам лучше меня… — он нахмурился. — Э, ты чего побледнел? Да ты что, тоже из бордюрщиков?
— Да, — Иван пошатнулся. Голова снова кружилась. То ли от долгой ходьбы, то ли просто так.
— Понятно, — сказал таможенник. — Извини, друг. Я вот раньше вашего брата не очень любил, честно, но это же абзац совсем. Нельзя так с людьми. Чего эти василеостровцы с цепи сорвались?
Иван снова увидел: Гладыш, оскалив зубы, вгоняет лом в неподвижное тело. Брызги крови.
— Это не они, — с трудом сказал Иван. — Это… адмиральские были…
От явной лжи свело челюсти.
— Э-э, — сказал таможенник. Глаза у него совсем разморозились. — Как тебя обработали-то… Адмиральцы тоже не сахар, согласен, но по сравнению с васькиными — просто все в белом. Тьфу ты. Говорят, там сейчас василеостровцев судить собираются. Как военных преступников. Ты бы в свидетели пошел, что ли? Это нельзя так оставлять, а то совсем оборзеют, сволочи. Они там и так огнеметами людей жгли, я слышал. Это уж совсем ни в какие гермоворота…
— Сколько платить, говоришь? — Ивану совсем не хотелось продолжать этот разговор. — Два патрона?
На его удивление, таможенник вдруг махнул рукой:
— Забудь. Давай, — он протянул руку. Лицо вдруг стало вполне человеческое.
— Что давай? — спросил Иван тупо.
— Как что? Печать поставлю, — таможенник взял листок, подышал на печать, шлепнул два раза по листку, оторвал половину, другую вручил Ивану. — Давай, друг, проходи. А патроны ты себе оставь. Поверь, тебе нужнее.
— Да, — сказал Иван. — Спасибо.
На листке была прямоугольная печать «ДИСПАНСЕРИЗАЦИЮ ПРОШЕЛ».
Сменяются века.
Сменяются тоннели.
Сменяются люди.
Сменяются вопросы.
На самом деле все то же самое.
История — это неприятности, которые случились с кем-то другим.
Иван лежит лицом вниз и думает.
В данный момент у этого положения даже нет конкурентов. Если Иван сядет, ему будет плохо, и его будет тошнить.