Питер
Шрифт:
Вспышка боли.
Молния рассекла пространство на отдельные ломаные осколки.
Блин! Иван лежал, пережидая пульсацию боли в ребрах. Нет, не дают его ране зажить как следует. Лежал и думал о розовых облаках. Причал под ним мягко покачивался. Иван чувствовал, как снизу в дерево долбятся жадные морды угрей.
— Ты живой? — его тронули за плечо.
— Смотря… — Иван перевернулся на спину. Новая вспышка боли. — Смотря, кто спрашивает.
Перед ним реяла белая круглая луна — в призрачном ореоле. Сейчас слегка влажно и легкий туман. Неужели
Луна то приближалась, то удалялась. Наконец, замерла. Иван откинулся, прикрыл глаза. Хорошо лежать.
Открыл.
— Таня? — в следующее мгновение он сообразил, что нет, не Таня. Но тоже очень красивая. И совсем другая. Губы девушки шевельнулись, но Иван не понял ни слова.
— Сейчас, — сказал он и начал подниматься. Его мягко уложили обратно. Иван постарался сосредоточиться, направить внимание в одну точку.
— …пройдет. — вот, почти получилось. Нет.
Извини, Миша. Кузнецову придется подождать.
Иван опять начал вставать. На этот раз мягкое сопротивление женских рук (а легко отличить), было легче. Иван усилием воли преодолел звуковой барьер и встал. Нога болела, но терпимо. Хуже, что ребра опять дали о себе знать.
Пуля Сазонова ударила в бронепластину, чудом не задев жизненно важные органы. Возможно, так и поверишь в судьбу.
Ага, ага. Живи в противогазе с розовыми стеклами.
— В порядке?
Иван поднял голову. В первый момент его насквозь пронзило ощущением красоты девушки, словно весь организм отозвался на определенную ноту. Косолапый говорил, что был такой чудак, он называл любовь «настройкой». Люди сходятся вместе не потому, что так получилось, а потому что настройка совпала. Как есть консонанс и диссонанс — когда вместе две ноты звучат хорошо, и когда совсем не звучат. И ничего с этим не поделаешь. Можете назвать это судьбой…
Бог — великий настройщик. Ага, ага.
То-то несколько миллиардов инструментов сгорело в той Катастрофе. Что, скажем прямо, несколько уменьшило состав оркестра.
— Это ты, что ли, меня вытащил? — теперь перед диггером стоял тощий парнишка, насупленный, и говорил несколько грубо — на вкус Ивана. — На фига?
— Понятия не имею, — честно сказал Иван. Двинулся взглядом дальше — девушка-луна стояла левее паренька, но так близко, словно он ей близкий человек. Любовник? Иван покачал головой. Не так стоят. Не то напряжение между ними. Не то звучание.
— Я же говорил, — паренек обратился к девушке. — он псих.
— Артем! — одернула его та. Улыбнулась диггеру. Улыбка ее звучала так, словно они с Иваном давно знакомы. Чистый белый звук.
— Простите моего брата, — сказала девушка. — И спасибо вам огромное.
— Думаю, ваши угри со мной не согласятся, — сказал Иван. Он слышал свой голос словно со стороны. — Я оставил их без ужина. Хотя, прямо скажем, — он измерил парня взглядом, — не самого обильного. Но все-таки.
Парень дернулся, девушка засмеялась: звонко.
Вот такие дела, Иван.
— У вас хороший смех, — сказал диггер, глядя на нее. — Хороший смех бывает
— Лали.
— Как?
— Ла-ли. Грузинское имя.
Обитали они с братом на маленьком островке — примерно в метрах трех от большого острова. Лали потянула за веревку, выдвинула доску и положила ее так, чтобы получилось подобие моста. Путь готов. Иван с сомнением посмотрел на узкую полосу дерева, под которой плескалась черная опасная вода.
Лали перешла, практически не глядя. Иван заворожено смотрел, как двигаются ее ноги под юбкой, потер подбородок. Очень… ловкая. Потом решился и неуклюже перебежал по доске сам.
Теперь они сидели в их маленькой хижине (где-то за спиной Ивана тихонько тикали часы), и Лали угощала его чаем.
— Что мы можем для вас с братом сделать?
— Вы? — Иван посмотрел на нее. Он думал, девушка засмущается… Ничего подобного. — Может, это мне надо вам помочь?
Паренек сжал кулаки, лицо подергивалось.
— Нашелся помощник, — буркнул он и вышел из палатки.
— Не обращайте внимания на моего брата, — сказала она. — Он последнее время сам не свой. Он был на ярмарке на Садовой-Сенной и там ему разбили сердце.
— Сочувствую, — сказал Иван. — Это бывает. Необязательно на ярмарках, но бывает. И что произошло дальше?
Лали улыбнулась.
— Дальше она уехала, а он заочно ревнует к ней всех мужчин старше двадцати и моложе столетнего старца. Она назвала его мальчиком, понимаете?
Еще бы, подумал диггер. Мы такого не прощаем.
— У тебя интересное лицо, — сказал Иван, переходя на «ты».
Девушка улыбнулась.
— Я наполовину грузинка, — пояснила она. — А мой брат наполовину русский. Поэтому он такой бука. — Пейте, — она протянула Ивану кружку. — Ему хочется быть или грузином или русским, посередине его не устраивает. Это он так говорит. Но на самом деле тут виновата женщина.
— Кто она?
Лали наклонилась к Ивану. Ее длинные волосы коснулись его щеки.
— Ведьма, — шепнула Лали. Ивану стало щекотно ухо. У нее был прекрасный чистый тон. Настоящее звучание. Юная, но уже женщина. Не потому что успела ей стать, а по внутреннему ощущению самой себя. Девушка ждет мужчин, а женщина ими правит. И подчиняется. Но правит.
Грузинская принцесса, подумал Иван.
После ужина (тот же самый угорь, тушеный в каких-то темных, чуть отдающих кисловатой остротой, листьях), Лали принесла чай. Иван сидел, смотрел на нее — не все время, а словно держал в поле внимания, как в дигге все время держишь напарника. Но там, наверху, это не было подкрашено, как стакан воды розовым витаминным раствором (мультивитамин для детей, сироп с клубничным вкусом. Редкая сладость), сексуальным влечением. Все, что делала Лали (грузинская принцесса) Ивану нравилось, это было женственно и спокойно, с темпераментом и взглядами из-под ресниц. И в этом не было ничего щенячьего, ничего наигранного.