Питерская осень
Шрифт:
Исправив второе предложение и затушив окурок, Марк вздохнул. Работы (судя по количеству авторских листов и ошибке, обнаружившейся уже в первом предложении) предстояло много. Зато за неё заплатят. А там, может, у Барни будет больше лакомств и новенький ошейник. И, о, можно же ещё купить игрушку. Подобных обновок у пса, который мог разгрызать и растерзывать игрушки за шесть дней, а то и меньше, давно не было. А ещё, можно было бы купить новый поводок биотановый, непромокаемый, чтобы после прогулок в поле не сушить канатный. А ещё… Впрочем, ладно. Чтобы всё осуществить, нужно сначала закончить редактуру. Главное не принимать всё близко к сердцу.
Марк выбил из пачки новую сигарету, чиркнул простенькой зажигалкой из ближайшего магазина и вернулся к работе, стараясь сосредоточиться именно на ней, а не на принте с утками из популярного магазина с амуницией.
Да, он действительно до безумия любил свою собаку.
???
Марк потёр глаза и щёлкнул мышкой, закрывая документ. Сделал далеко не всё, но хоть что-то. И вообще, по крайней мере он начал не за день до сдачи редактуры, за это уже можно похвалить.
Встал, выдохнул и прищурился. Всё немного плыло, фигуры теряли чёткие очертания, превращаясь в дурацкие пятна. А ещё, это будто бы происходило не с ним, а с кем-то другим. Кто-то другой протягивал руку, чтобы схватиться за спинку стула. Кто-то другой пытался привести зрение в норму.
Раз, два, три.
Марк внутренне хмыкнул, наблюдая за собой стороны. Дереалочка пришла неожиданно, и всё же они с ней были добрыми друзьями уже долгое время. Ха, очень смешно. Как теперь с собакой гулять?
Зрение немного прояснилось, но старая подруга покидать не собиралась; пришлось в таком состоянии проходить в коридор, чтобы понаблюдать со стороны за тем, как его тело будто само по себе натягивает тёплые зимние штаны с начёсом и толстовку – ночи осеннего Питера готовы были заморозить как минимум до простуды, а как максимум до смерти. Как обувается и даёт кусочек сушёного лёгкого Барни, который чуть не прыгает на хозяина от восторга. Как берёт в руку поводок и выходит из квартиры, сразу закрывая ту на один поворот ключа.
Марк не уверен в себе и своём состоянии. Выйдя в момент дереалочки один на улицу – ни за что не вернулся бы. Зато он уверен в своём псе Барни, который его до дома обязательно дотащит. Да и что ещё поделать собаке, если хозяин у неё такой проблемный?
Парень внутренне усмехнулся и отметил, что в поле придётся заставлять себя внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об очередной мангал, оставленный беззаботными шашлычниками.
– Пойдём, мальчик. Пойдём.
Собственный голос ему показался чужим. Каким-то излишне хриплым, безмерно уставшим. Как отвратительно.
2. Кофе с корицей
– Валюш, – прервала наступившую тишину Анастасия Валерьевна, плотнее кутаясь в тёплую шаль. Такие носили старушки, коей она себя не считала, но Питерский промозглый ветер просто не оставил ей выбора сегодня. – Алису собаки поганые загрызли.
– Это парии были? – Валентина Дмитриевна, увидев непонимающий взгляд подруги, поспешила пояснить. – Которые в стаях бегают. Там парии в основном. Дички, так сказать, которые ласки человеческой несколько поколений не знали. Они же?
– Валюшенька, дорогая моя, не разбираюсь я в этих собаках. Это ты у нас ветеринаром когда-то работала, а я всю жизнь бумажки перебирала в учреждении. Откуда ж мне знать, парии это или бывшедомашние. Сказано было, что загрызла стая. А уж из кого она состоит, никого не волнует. Только уже второй труп у нас на поле находят. Опасно ходить туда, говорят.
– Да кого ж это остановит? – хмыкнула подруга, вспоминая о том, что погода на дворе, несмотря на холода, стоит располагающая к шашлыкам. – И кто говорит? Полиция? Слушай больше этих…
– Валя! Дети же! О чём мы с тобой говорили в прошлый раз?
– О том, что дети похлеще нас ругаться могут. А я тебе толкую про то, что слушать полицию никто не будет. Захочет народ шашлыков – пойдёт в поле. И никто их не остановит: хоть стаи, хоть студенты с топорами, – недавно перечитанный Достоевский так и просился встрять в разговор, предлагая разнообразные отсылки да сравнения с метафорами.
– А ты и про студентов с топорами слышала? – оживилась Анастасия Валерьевна, не поняв – литературу она со школы на дух не переносила. – У нас в домовом чате ничего про это неизвестно, только стаи да законопроект новый обсуждают. И то, что полиция бездействует. У вас такого нет? Представляю, как Виталий взбесился бы.
– Читала я про них, дорогая моя. Читала. А Виталию-то чего беситься? Он хоть и живёт у нас, всё равно на другой район работает. Или в целом? Так что они сделать-то могут? Стаи отыскать и арестовать? Самим небось страшно. Или в ведомство какое написать? Так им потом от этого самого ведомства так прилетит, что мало не покажется. А законопроект ещё не принят. Да и будь он принят, кого они арестовали бы? Людей, за то, что ходят по полю, да собак собой соблазняют? Чушь какая-то.
– А вдруг не чушь? Ограждение бы установили какое. Запретили бы подкармливать.
– И дальше, что, Настюшенька? Уже прикормили их. Уже всё. А с ограждением это ты загнула, конечно. Они сколько лет освещение на бульваре сделать не могут, потому что никак не определятся, кому он принадлежит, а ты про поле. Чьё оно, поле это? Тоже никто ведь не знает. Раньше вроде как были они сельхозугодьями, а сейчас чёрт его разберёт. Разве могут они самовольно заграждение поставить? Только договориться с тем, кому это поле принадлежит. А кому оно принадлежит? В том-то и суть, дорогая моя, что никто не знает.
– Так документы надо поднять. В кадастровую карту заглянуть. Чего они сидят на попе ровно и ничего не предпринимают?
Валентина Дмитриевна едва сдержала смешок, услышав из уст подруги более приличное слово «попа». Так и возник у неё перед глазами Виталий в форме, сидящий на детском стульчике ровненько, выпрямившийся словно по струночке. Не сдержалась она всё же – засмеялась, чем вызвала ещё большее возмущение подруги.
– Ну чего ты, а? Я же дело говорю, – начала защищать свою идею Анастасия Валерьевна. – Кадастровые карты посмотреть надо. Там и бульвар освещение обретёт, и поле – заграждение.