Питомец «Ледового рая»
Шрифт:
Весь день, с перерывом на обед, Кирилла возили на гравитележке от кабинета к кабинету, от аппарата к аппарату, подключали, просвечивали, прослушивали. Разве что не облизывали… К вечеру вернули в палату и оставили в покое. Только дежурная сестренка время от времени заглядывала. По делу и не по делу – так что у Кирилла вновь возникла мысль о всплеске к нему девичьего интереса …
После ужина в недолгое личное время под окно притащилась Ксанка. Разумеется, в сопровождении Спири. Палата Кирилла находилась на первом этаже, так что даже удалось переброситься парочкой слов. И не только слов. Покончив с медицинскими процедурами и дожидаясь ужина, Кирилл сотворил
Кирилл подтащил сверкающие строчки к окну, перенастроил начальные установки, и триконка повисла перед Ксанкой.
– Это тебе, – сказал Кирилл.
– Спасибо, – прошептала Ксанка, не в силах оторвать глаз от радужного сверкания.
Надо думать, таких подарков ей в жизни еще не преподносили. Он-то, Кирилл, точно не преподносил. Честно сказать, и сейчас бы не стоило, но почему бы и не порадовать девчонку? В самом деле, разве подаренная триконка говорит о чем-либо серьезном? Это же не букет цветов и не упаковка прозаса…
– Тоска смертная, – отозвался Спиря. – За такое проявление боевого духа начальство ржавых пистонов навешает.
Ксанка перевела на него глаза, и до нее тоже начало доходить.
– Да уж, Кир, ты это… – сказала она. – Не поймут офицеры. Как минимум наряд вне очереди…
Кирилл вновь изменил настройки. Триконка поблекла, растаяла в воздухе.
– Она здесь. Но будет видна только тогда, когда ты захочешь.
Ксанка посмотрела в пространство перед собой. Триконка тут же вспыхнула, завертелась, разбрасывая радужные лучи. Ксанка протянула руку, коснулась сияющего слова «курсантов», и пальцы ее засыпало драгоценными камнями. Потом триконка всплыла кверху и снова погасла.
– Повесь ее в казарме.
– Спасибо, – снова прошептала Ксанка. – Ты изменился, Кир.
– Ни хрена он не изменился, – тут же отреагировал Спиря. – Как был ростом два двадцать, так и остался.
Ксанка посмотрела на него, словно на последнего придурка, и Спиря сразу привычно угас.
– Кстати, – сказала Ксанка. – Говорят, будто из-за тебя на Дога наехал капеллан. Говорят, он приложил лапу к тому, чтобы Димитриадия Олегыча убрали от нас.
– Серьезно? – спросил Кирилл. Почему-то сейчас это его совершенно не волновало.
Он представлял себе, как дарит такую вот триконку Светлане Чудиновой, как метелка с восхищением смотрит на него, как улыбается…
– Ты меня не слушаешь, – сказала Ксанка.
– Почему? – Кирилл пришел в себя. – Слушаю.
– Ты очень изменился, Кир, – повторила Ксанка.
Над лагерем разнесся сигнал горна, предупреждающий курсантов о том, что через десять минут им надлежит явиться на плац, на вечернюю поверку, и Ксанка со Спирей, махнув на прощание лапами, исчезли.
А Кирилл вернулся на койку и задумался.
В каком это смысле он изменился? Неужели со стороны заметно, как ему хочется увидеть Светлану Чудинову? Интересно, кстати, чем сейчас занимается метелка? Да впрочем, тем же, что и вся зелень, – готовится к вечерней поверке. Меняет подворотнички и чистит ботинки. Или подмывается и меняет тампоны, если у нее критические дни… Кстати, Спиря утверждает, что в былые времена, когда липучек еще не существовало, подворотнички пришивали. Интересно, как это делалось? Неужели у каждого курсанта была швейная машинка? Или стояли в очереди к, скажем, двум машинкам, выделенным роте?
Он представил себе эту картину и рассмеялся – настолько невероятной она ему показалась.
Потом мысли Кирилла обратились к событиям последних дней, и он с удивлением обнаружил, что ему хоть и чуть-чуть, но жалко утраченной воли. Это было чувство из прошлого, из первых дней в ГК, казалось бы, давно забытых, да вот, оказывается, все еще живущих в глубинах курсантской памяти… А ведь тоскливое было время: еще вчера ты ощущал себя беззаботным, как птица (ну разве что о заработке приходилось думать, но это были не слишком печальные думы), и вот опять!.. Подъем, занятия, отбой… Завтрак, обед и ужин – по команде… Всё, как в приюте. А с другой стороны, все за тебя решено, все определено, все запланировано. Может, это и есть настоящая беззаботность? И лучшее находится здесь, в «Ледовом раю», а все, что за пределами Периметра, – сплошной голимый целлофан?
Интересно, где сейчас Лони Ланимер? Почему он хотел сунуть свой нос на кухню этой Дельфины Громаденковой? Это и правда был заказ со стороны, или у Лони в этом деле свой интерес? И какова все-таки связь между Дельфиной и капралом Гмырей?
Вот за то, чтобы узнать характер этой связи, Кирилл отдал бы многое. Потому что, похоже, имеется в этой связи нечто, касающееся и его, Кирилла, и ждать от этого нечто можно только сплошных ржавых пистонов… Как все-таки странно устроена жизнь! Там, за воротами лагеря, Кирилл мог бы вскрыть эту связь, но тогда она его не слишком волновала, а вот теперь, когда лапы стали коротки и ни в жизнь не добраться до парочки Дельфина-Гмыря, ему вдруг стало интересно! Да, кстати, а ведь Громильша-то наверняка в этом деле что-то сечет.
И тут Кирилла едва не скрутило от ненависти.
Ай да Сандрочка! Похоже, она была с ротным заодно. Иначе с какой стати он утащил ее с собой?.. Строила из себя влюбленную в Кента, а самой-то скорее всего требовалось совсем другое! Наверняка ведь выполняла некое задание Димитриадия Олегыча, метла без ручки! Интересно, где они с Догом теперь? Вряд ли за пределами Марса, хотя «Райская Птица» и отправилась сегодня к Земле. Перевели, наверное, в какой-нибудь соседний лагерь… Но все равно не достанешь! А я бы им отвесил ржавых пистонов!
Потом ненависть ушла, и Кирилл принялся удивляться самому себе. Как бы он, интересно, им отвесил? Да Сандра превратила бы его в шнурок от ботинка, с ее-то бицепсами, а уж про Гмырю и говорить нечего! И вообще Дог мог взять ее с собой по самой простой причине – потому что сохнет по метелке. Против природы не попрешь, даже если ты во всем остальном кремень и железо..
За Сандриными бицепсами в памяти Кирилла всплыли и прочие ее женские достоинства, потом их сменили прелести Светланы Чудиновой, никогда не виданные, а потому еще более привлекательные, и все кончилось тем, что заведенный желанием обрезок отправился в ванную – снимать плотское напряжение. Дежурная медсестра проводила его очень заинтересованным взглядом, но ему стало страшно оказаться с нею один на один, и он сделал вид, будто не заметил этого взгляда, с равнодушным видом прошествовал мимо, и совершил необходимое. А потом, приняв успокаивающий душ, умиротворенный, вернулся в палату, улегся в койку, укрылся одеялом, и через минуту уже дрых без задних ног, и все грозящие ему ржавые пистоны улетели за пределы Солнечной системы.