Плач серого неба
Шрифт:
Гист, как он уже понял, принадлежал Воздуху. Взаимодействуя с незримыми потоками, альв счастливо жмурился, один раз и вовсе закрыл глаза, но обруч все равно взмыл в воздух чисто и аккуратно. Бесплотная рука аккуратно разомкнула застежку, поднесла ношу к обнаженному торсу испуганно застывшего Хротлина. Гист не шелохнулся. Юноша так хорошо владел собой, что Ольт ощутил далекий укол забытой зависти, но тот быстро сменился глубоким уважением. Второй обруч захлопнулся на груди орка.
— Пока хватит, — произнес седовласый. За это время он успел принести реторту с коричневой жидкостью, и теперь осторожно держал ее левой рукой. Правой он что было сил толкнул Хротлина в грудь. Под тяжестью обручей грузный орк не удержал равновесия, и рыхлое тело тяжело рухнуло на спину. Реторта вмиг оказалась у его губ.
— Пей, — выдохнул альв, и Хротлин, не задумываясь, подчинился.
— Реакция выйдет на пик буквально через пару оборотов, — седой, в который уже раз, улыбнулся, на сей раз победно. — А теперь, доктор, я объясню, что требуется от вас. Начнем с того, как вам предстоит умереть…
Он снова шел по Рыбацкому кварталу, и нечистоты пачкали туфли и штанины. На лице доктора Ольта с комфортом угнездилось неподдельное блаженство. Губы, бормотавшие одно лишь слово: «гений!», намертво сковала экстатическая улыбка. Он вновь и вновь вспоминал о произошедшем в церкви, и душа половинчика горела яростным восторгом.
…Инструктаж пришлось прервать на самом интересном месте, когда раздался истошный вопль. Все сгрудились вокруг орка. Хротлин лежал весь в поту, из носа и рта его текло, стянутая железом грудь судорожно дергалась. Выдыхал он чаще, чем вдыхал.
— Взгляните, доктор! — полный ликования возглас.
Он не понял, которому из альвов принадлежало восклицание. Потому что представшее взору Ольта зрелище едва лишило половинчика рассудка.
Склонившись над телом орка, он увидел, что все до единой мышцы его тела напряжены. Казалось, будто все кровеносные сосуды одновременно переполнились кровью, вздулись и проступили под кожей четким и страшным рисунком. Мускулатура странно деформировалась прямо на их глазах.
— Разве не об этом вы мечтали, доктор? — говорил Седовласый, — подчинить себе силу изменения? Это возможно! Смотрите, вот результат, он великолепен!
Глаза старика ярко горели, и это не было простой фигурой речи — они и впрямь светились в полумраке их слившихся теней.
Хротлин снова заорал. Голова его затряслась, и по всему телу прошла жестокая судорога. Доктор не верил своим глазам, — железные обручи изгибались вслед за мышцами, как мягкая резина! Он вглядывался, боясь поверить в реальность происходящего — живое тело срасталось с холодным металлом, и две материи перетекали одна в другую. В нескольких местах уже не было видно, где заканчивается обруч, а где начинается плоть.
Ему вдруг страшно захотелось в туалет. Но он не мог оторваться от чуда, о котором мечтал всю жизнь, от жуткого и одновременно восхитительного зрелища, — он сам, своими глазами, видел, как железо прорастало в грудные мышцы орка, видел, как кожа обтекала металл и растворялась в нем.
Доктор словно выпал из времени, и оставался без движения, пока голос альва не вырвал его из застывшего экстаза.
— Вернемся к нашей задаче.
Лицо старика, которого в этот миг никто бы не рискнул так назвать, заливал пот, но альв был безмерно счастлив. Как и сам Ольт.
— Так когда же мне предстоит умереть?
— Сегодня. Тянуть не будем. Гист, этим займешься ты. Только чисто и аккуратно.
И доктор был благодарен за уточнение.
— А теперь, доктор, идите. Все будет так, как будет — естественно. Ничего не бойтесь. Ваша смерть не окажется никчемной, я обещаю. К тому же не забывайте, где конец — там начало.
…Он шел по Рыбацкому кварталу и улыбался, тихо шепча себе под нос. Ноги сами несли его, а нечистоты пачкали штанины. Но в конце концов грязь закончилась — обогнув развалины сгоревшего дома, он, мечтательно глядя вдаль, на уткнувшиеся в небо трубы спящих локомотивов, вышел на Мазутную. И увидел давешнего детектива, которого нанял его очень богатый пациент. А за спиной половинчика уже шумел мотор и булькали мощные паровые котлы. Оглушительное гудение должно было разбудить всех окрестных жителей, но он даже не вздрогнул, потому что знал, что должно было случиться. Ждал этого. И торжествующе улыбался, глядя прямо в глаза так ничего и не понявшего человека.
Улыбка не покинула его лица, даже когда страшный удар подбросил Ольта на несколько метров в воздух и сломал каждую косточку в щуплом теле.
Маленький мертвец в темно-синем костюме лежал лицом вниз на грязной мостовой, а на лице его остановилось счастье. Зыбкую драму портила только темная лужа, что растекалась под телом по булыжникам мостовой. В момент удара о землю непроизвольно опорожнился переполненный мочевой пузырь.
Когда первый шок прошел, детектив подбежал к телу и перевернул его на спину. С проклятьем отпрянул, сообразив, что мокрое пятно — вовсе не кровь. Но это ничего не меняло. Доктор Ольт был откровенно и бесповоротно мертв.
Сегмент спустя детектив уже ожесточенно долбил в дверь трактира и кричал «Полицию! Зовите полицию!»
Глава 19, в которой помехи множатся, а продвижение вперед настолько странное, что ничем не напоминает прогресс
Перед глазами снова и снова вставала картина последних мгновений доктора Ольта. Полицейские задали много вопросов, в том числе и о водителе экипажа. Я ответил на все, кроме последнего. Как заявить, что руль паромобиля крутил сгусток черного тумана в форме одушевленного, как передать ужас, которым придавил меня безумный хохот, перебивший даже истошный гудок гигантской машины?
Я снова сидел в «Жабьей пасти» и крепко сжимал чашку, в которой ликера было больше чем кофе, как последний якорь, которым мой разум цеплялся за реальность. Абсурд! Неожиданность! Я совсем смешался.
Надо привести себя в порядок и сосредоточиться. На чем? Правильно. На работе. Начнем-ка заново старую песню.
Итак, есть молодой карлик, который одержим жаждой знаний и культурой общения. Этот карлик живет на Материке, чтит традиции своего народа и нравится всем вокруг, кроме тех, кого достает бесконечной и обязательной болтовней. Его советник и наставник — полная противоположность воспитаннику, — который сдерживает болтливость посла настолько искусно, что попутно умудряется встать поперек горла куче народу. Тем не менее, они, видимо, настолько удачно дополняют друг друга, что ссорятся всего единожды, и после этого снова друзья, но ненадолго — через несколько оборотов после примирения посольство горит… Так. Здесь в знаниях провал.
— Хозяин!
Хоблинг с готовностью подбежал. Заказ я оплатил вперед, и это приводило его в восторг.
— Скажи, любезный, нет ли у тебя газет за последние два-три дня?
— А как же, — толстяк радостно осклабился, — конечно, есть, мастер. Вам все, или какую конкретно?
— Тащи все. Я верну.
Итак. Посольство горит. Труп советника находят, посла — нет. Все решают, что он похищен. А я уверенно вырываюсь вперед, ибо имею показания некоего бездомного бродяги, буквально в руки мне совавшего перстень жертвы похищения. Бродягу найти не удалось. Значит, подтвердить свои слова он не может. Но причем тут Хидейк и доктор Ольт? Если первого хотели убить за то, что полез не в свое дело (насколько оно «не свое» еще предстоит выяснить), то за что пострадал второй? И что вообще уважаемый доктор делал глубокой ночью в Рыбацком квартале? И почему я решил, что его смерть связана с принцем?