Плач в ночи
Шрифт:
— Ты когда-нибудь встречался с Эмили?
— Недолго. Но мне было неинтересно, и я не хотел попасть в неловкую ситуацию. Я ждал идеальную женщину, понимаешь?
— Ну, дорогой, ты ее нашел, — Дженни постаралась, чтобы ее голос прозвучал озорно.
Эрих поцеловал жену:
— Я очень надеюсь на это.
Дженни вздрогнула. «Он шутит», — убедила она себя.
Уложив Бет и Тину спать, она переоделась в белую шелковую блузку с кружевными манжетами и разноцветную юбку до щиколоток. Изучив в зеркале свое отражение, она поняла, что смертельно бледна. Но румяна
В гостиной Эрих поставил чайный столик в качестве бара. Когда Дженни вошла в комнату, он внимательно оглядел ее.
— Мне нравится этот наряд.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Ты, безусловно, немало заплатил за него.
— Я думал, он тебе не нравится. Раньше ты его ни разу не надевала.
— Ну, для обычного дня слишком нарядно.
Эрих подошел к ней:
— Что за пятнышко на рукаве?
— Это? А, всего лишь пылинка. Наверное, в магазине испачкалось.
— Ты точно не надевала этот наряд?
Почему он спрашивает? Может, он слишком чувствителен и понял, что она скрывает от него что-то?
— Сегодня надела в первый раз, честное скаутское.
Звонок в дверь был долгожданной помехой. У Дженни уже начало пересыхать во рту. «Выходит так, что я боюсь выдать себя, и неважно, что при этом говорит Эрих», — подумала она.
Марк был в крапчатом пиджаке, который отлично на нем сидел, подчеркивая седину, широкие плечи и силу высокого худощавого тела. Женщине рядом с ним было около тридцати: хрупкая, с широко раскрытыми любопытными глазами и русыми волосами, которые доходили до воротника ее хорошо скроенного коричневого бархатного костюма. Дженни решила, что Эмили производит впечатление человека, в жизни ни на секунду не усомнившегося в себе. Она откровенно оглядела Дженни с головы до ног.
— Вы же понимаете, что всем в городе я должна отчитаться о том, какая вы; любопытство бьет через край. Мать дала мне список из двадцати вопросов, которые я должна осторожно вплести в разговор. Вы, по правде говоря, не баловали общество своим присутствием.
Не успела Дженни ответить, как рука Эриха скользнула ей на талию.
— Если бы мы уехали в круиз на два месяца в качестве свадебного путешествия, никто бы и слова против не сказал. Но, как говорит Дженни, так как мы решили устроить медовый месяц в собственном доме, Грэнит-Плейс в ярости оттого, что я не разбил лагерь в нашей гостиной.
«Я никогда такого не говорила!» — беспомощно подумала Дженни, заметив, как сощурилась Эмили.
За коктейлем Марк дождался, когда Эрих и Эмили увлекутся разговором, и заметил:
— Ты бледная, Дженни. Как себя чувствуешь?
— Все отлично! — Она постаралась, чтобы это прозвучало убедительно.
— Джо рассказал о своем псе. Я так понимаю, ты очень расстроилась.
— Наверное, мне нужно понять, что здесь все по-другому. В Нью-Йорке мы, горожане, дружно рыдаем над бродячей собакой, которую должны прикончить. А потом является кто-нибудь, чтобы приютить ее, и мы все в восторге.
Эмили оглядывала комнату.
— Вы ничего не поменяли, да? — спросила она. — Не знаю, сказал ли вам Эрих, но я дизайнер по интерьерам, и на вашем месте избавилась бы от портьер. Они, безусловно, прекрасны, но слишком закрывают окна, и вы лишаетесь этого замечательного вида.
Дженни ждала, что Эрих встанет на ее защиту.
— Видимо, Дженни не согласна с тобой, — вкрадчиво сказал он. Голос и улыбка его были снисходительны.
«Эрих, это нечестно», — в ярости подумала Дженни. Стоит ли возразить ему? Первая из четырех поколений женщин Крюгер, кто устроил сцену перед наемным работником. Как насчет сцены перед друзьями? Что там говорит Эмили?
— ...И если я не переставлю вещи, то не успокоюсь, хотя, может, вам это безразлично. Я так понимаю, вы тоже художница.
Момент был упущен. Поздно исправлять впечатление, которое создал Эрих.
— Я не художница, — отозвалась Дженни. — Моя специальность - изобразительные искусства. Я работала в галерее в Нью-Йорке. Там и познакомилась с Эрихом.
— Слышала об этом. В наших краях ваш ураганный роман произвел настоящую сенсацию. И как наша сельская жизнь по сравнению с Нью-Йорком?
Дженни осторожно подбирала слова. Нужно изменить то впечатление, которое Эрих создал о ней - будто она с пренебрежением относится к местным жителям.
— Конечно, я скучаю по друзьям. Скучаю по случайным встречам со знакомыми, которые говорят о том, как выросли дети. Я общительная и легко завожу друзей. Но как только... — Дженни взглянула на мужа. — Как только наш медовый месяц официально закончится, я надеюсь активно участвовать в жизни общества.
— Доложи об этом своей матери, Эмили, — предложил Марк.
«Да благословит тебя Бог, что подыграл», — подумала Дженни. Марк понял, что она пытается сделать.
Эмили сухо, безрадостно рассмеялась:
— Судя по тому, что я слышала, у вас есть по крайней мере один друг, который не даст заскучать.
Она наверняка говорит о встрече с Кевином. Женщина из церкви распустила сплетни. Дженни почувствовала на себе вопросительный взгляд Эриха и не ответила на него.
Пробормотав, что нужно приглядеть за ужином, Дженни ушла на кухню. Руки так дрожали, что она едва сумела поднять жаровню с плиты. А что, если Эмили продолжит свои инсинуации? Она считает, что Дженни - вдова; теперь если Дженни расскажет правду, то заклеймит Эриха как лжеца. А Марк? Вопрос не поднимался, но, несомненно, он тоже думает, что она вдова.
Каким-то чудом Дженни умудрилась разложить еду, зажечь свечи и позвать всех к столу. «По крайней мере, я хорошо готовлю, — подумала она. — Пусть Эмили скажет об этом матери».
Эрих нарезал и разложил на тарелки жаркое на ребрышках.
— Один из наших бычков, — гордо произнес он. — Дженни, тебя это не отталкивает?
Он ее поддразнивает. Нельзя принимать это близко к сердцу. Остальные, казалось, ничего не заметили.
— Подумай, Дженни, — продолжал Эрих тем же шутливым тоном. — Тот самый годовалый бычок, которого в прошлом месяце ты показала мне на пастбище. Ты еще сказала, что он такой задумчивый. Сейчас ты его ешь.