Плакса
Шрифт:
Я сначала не понял слово «раны», но потом догадался о его значении из контекста.
– Раны нормально. Немного больно. Я слышу пса на улице.
Да уж, нормально изъясняться я буду еще не скоро, но, все равно, прогресс в общении очевиден.
– Да, - нахмурился Пройдоха, - у пса тоже раны.
Видимо, он хорошо понимал мои коммуникативные сложности и потому старался говорить убогими короткими фразами.
– Лечить раны стоит много денег. Пес неплохой, но таких денег он не стоит. Очень хочу, чтобы он выжил. Но может не получиться.
Мне стало жалко
– Я могу помочь с его ранами? – предложил я свои услуги.
– Пойдем и посмотрим, - пожав плечами, ответил Эдвардс.
Вид у пса был жалкий. Еще вчера на вид он был здоров и весел, а вот сегодня ему явно было плохо. Видимо, какую-то первую помощь ему все же оказали, но ее действие прошло, и теперь собака сама борется за жизнь.
Я осмотрел лежащего на земле и шевелящего хвостом пса. Ран на шкуре заметно не было.
– Раны внутри от Дара вчера излечили, - просветил меня Эдвардс, - рана от ножа очень плохая – не хочет…
Дальше шло сразу два неизвестных слова.
– Можно посмотреть? – уточнил я.
Пройдоха присел рядом с питомцем и с небольшим усилием раскрыл ему пасть. Я всмотрелся. Утреннего света вполне хватало, чтобы увидеть, как сильно разворочено небо у бедного животного. Попытавшись рассмотреть, пострадала ли глотка, я, вдруг, понял, что мое зрение, все время так радовавшее меня, дает серьезный сбой. Сначала пропала резкость, а потом на долю секунды вообще ничего не стало видно. Не успел я толком испугаться, как из глаз градом покатились слезы.
Ох уж мне это слабонервное тело, плачет по поводу и без.
Проморгавшись и вытерев глаза рукавом, я снова заглянул в пасть зверю. Кроме неба и части языка все было в относительном порядке, но рана определенно начинала воспаляться. Я когда-то, где-то, то ли читал, то ли слышал, что в слюне у собаки есть вещества, способствующие заживлению ран. Но, видимо, здесь и сейчас эти вещества со своей задачей определенно не справлялись. Да и саму рану наверняка никто не чистил…
Эдвардс произнес короткую фразу. Пару слов я разобрал, но смысла сказанного не уловил.
– Что? – переспросил я его. – Можно другими словами? Не понимаю.
– Есть лекарство. Но очень больно. Можно умереть. Нельзя использовать Дар, он убивает лекарство. Выхода нет.
Поразмыслив над услышанным я нашел не слишком хорошее, но, на мой взгляд, вполне приемлемое решение, основанное на врачебной практике моей страны до эфирного наркоза Пирогова – крепкий алкоголь. Он и обеззаразит рану, если уже не поздно, и поможет животному пережить болевой шок. Нужно только понять, где взять алкоголь, и какая доза максимально обезболит и одновременно не убьет собаку.
Я уже совсем было открыл рот, чтобы обратится к Эдвардсу, но понял, что не знаю слов «крепкий» и «алкоголь». Пришлось прибегать к пантомиме.
Я как бы наполнил себе несуществующий стакан, оттопырил локоть, картинно выдохнул, залпом осушил емкость, а потом, занюхав рукавом, довольно крякнул и выжидательно посмотрел на Эдвардса.
Тот удивленно приподнял бровь, усмехнулся, одобрительно покачал головой и скрылся
Поднеся нос к горлышку, я непроизвольно поморщился. Ну, как я, Экуппа, мне запах показался вполне себе приемлемым. Пробовать на вкус этот напиток я не решился.
– Горит? – спросил я у Эдвардса.
Тот удивленно пожал плечами. Пришлось проводить опыт. Жидкость горела едва заметным в утренних лучах солнца практически бесцветным огоньком.
Минут пять я сломами и жестами объяснял своему подельнику, как нам следует проводить операцию. Больше всего меня беспокоило, сможет ли Эдвардс удержать пса, если тот начнет вырываться. Пес, навскидку, весил не меньше меня, а это, примерно, килограмм сорок, а то и сорок пять. Но Пройдоха только мимолетно усмехнулся. Он уточнил у меня, что еще нужно. Я подумал и попросил еще немного молока. Заполучив желаемое, кивнул, и мы приступили к делу.
Пес сразу почуял неладное, и даже попытался уползти подальше, но Эдвардс не дал ему ни единого шанса. Может, он и не умел лечить животных, но обездвиживать их, у Пройдохи получалось мастерски. Он навалился на собаку так, что та ничем не могла пошевелить и едва дышала. Потом разжал ей пасть и повернул ее к небу. Я залил туда немного молока. Помедлив пару секунд, пес сделал пару глотков, осушив пасть. Тогда я залил туда же миллилитров пятьдесят алкоголя и заткнул животному нос. Что именно из этого так не понравилось псу, что он попытался заизвиваться и заголосить, мне было не понятно, но цели своей мы достигли – пес, прополоскав пасть, проглотил жгучий напиток.
– Все? – спросил Пройдоха?
– Нет, - ответил я, - еще раз молоко!
Его пес не пил еще дольше, чем алкоголь, но потом сдался и расслабил глотку. Белая жирная жидкость мгновенно затекла внутрь.
– Все? – повторно поинтересовался Эдвардс.
– Да!
– Отойди!
Я немедленно исполнил приказ. А Пройдоха, в очередной раз заставив меня немного удивиться, одним непрерывным плавным но быстрым движением встал на ноги одновременно отпрыгнув от пса на добрую пару метров. То, что этот седой мужчина лет пятидесяти, а то и старше, мог так двигаться, озадачивало меня и, вместе с тем восхищало.
– Что дальше? – спросил он, отряхивая одежду от пыли.
Я жестами показал, что пес скоро должен заснуть, и тогда мы его снова скрутим и попытаемся намазать его рану чудодейственной мазью, так боящейся магии.
Пройдоха с сомнением покачал головой, изобразил мертвеца, высунув язык и закатив глаза, и указал на пса.
Я тоже разделял его сомнения. Но надеялся на лучшее. Какой-никакой опыт по употреблению спиртного у меня был. Я небезосновательно надеялся, что жирное молоко немного замедлит усвоение алкоголя и пес не получит сразу смертельной дозы. А опьянев, он даст себя связать и поставить какую-нибудь распорку в пасть. Ну, а алкоголь в крови поможет ему не умереть от болевого шока…