Пламенные эвкалипты
Шрифт:
— Неужели? — сказала Эбби, еще больше усомнившись в искренности намерений мистера Мэйсона сойтись с ее отцом. Хоть тот и был раньше старателем, ей с трудом верилось, что он решит снова замараться. Достаточно вспомнить о его белоснежных сорочках и блестящих, первосортной кожи башмаках. Но уж коль отец говорит, что тот был старателем, значит, это правда, решила она.
— Что верно, то верно, Эбби, родная, — сказал Финли. — Владеть рудником это тебе не фунт изюму — дело серьезное, хлопотное. Раньше-то я об этом особо не задумывался, но мистер Мэйсон открыл мне глаза, и теперь я вижу
— Ему, пожалуй, и впрямь хлопотно считать свои деньжищи, — усмехнулась Эбби.
— Иной раз приходится считать и убытки, — со всей серьезностью возразил Финли. — Помнишь, год назад уволили четыре сотни человек?
Конечно, Эбби помнила. Тогда в городок, особенно в землянки, пришло отчаяние.
— Мистер Мэйсон был вынужден урезать расходы, потому как шахту углубили и добывать медь стало дороже, а после и цены не нее упали. Вот и приходится ему каждый божий день ломать голову, что да как.
— Но ведь ты сам твердил, что ему наплевать на своих рабочих, что только собственные барыши его и заботят, — сказала Эбби.
— До поры я так и думал. Не стану отпираться. Но я ошибался. Он сам мне рассказывал, как не спит ночами, все думает о рабочих да об их домочадцах. Раньше-то я не верил, а теперь верно говорю, он всегда старался вернуть людей обратно, как только цены на медь снова поднимались.
В разговоре с хозяином Финли высказал опасение, что он и сам может оказаться без работы, ведь за последнее время цена на медь упала до восьми фунтов за тонну, но Эбенезер заверил, что тому не бывать.
— Я рада, папа, что ты сошелся с мистером Мэйсоном, — сказала Эбби в надежде смягчить удар, который собиралась нанести. — Но я люблю Нила Тэвиса, и мы скоро поженимся.
Финли оторопел. Он уже давно противился их шашням и думал, что со всякими там амурами между молодыми людьми покончено раз и навсегда. Но Эбби надеялась, что со временем отец свыкнется с мыслью, что она сама хочет выбрать себе жениха и выйти замуж по любви, а не по расчету.
— Знаю, тебе это не по душе, но ты и думать забудь, что я выйду за старика, хоть он и мешок с деньгами, — сказал Эбби, заметив выражение его лица.
Финли взорвался.
— Я не хочу, чтоб моя дочь связала свою жизнь с человеком, чей удел нищета, — рявкнул он. — Я желаю тебе лучшего будущего, чем прозябание в землянке.
— Нил собирается скоро купить ферму, папа. И у нас будет свой дом.
Финли мотнул головой, силясь прогнать нахлынувшие тягостные воспоминания.
— Жизнь на ферме не сахар, тебе ли не знать, Эбби? А у Нила на руках мать с сестрами. С такой обузой начинать семейную жизнь мудрено.
Эбби тоже кое-что вспомнила. После смерти матери отец очень сдал. Потеряв жену следом за двумя детишками, он оказался на грани отчаяния. Бывало, поутру он даже не мог подняться с койки. А если и вставал, то напивался вдрызг, так что вскоре их изгнали с фермы, где они работали. Тогда их приютила сестра Финли. Эбби с отцом три года прожили у тетушки Бригитты и ее мужа, с пятью их ребятишками, на ферме в Голуэе, в жуткой теснотище. За этот срок Финли наконец оклемался. Однажды Бригитта услыхала, какая удача порой выпадает горнякам в Австралии, она
Финли очень надеялся разбогатеть на рудниках и прикупить в городке сносный домик. Он даже подумывал заняться собственным делом, но не все спорилось так скоро, как ему бы хотелось. Начать с того, что из-за огромного притока рабочей силы на рудник свободных домов в городке не осталось. К тому же труд рудокопа оказался тяжелым и опасным, да и платили за него, вопреки ожиданиям Финли, гроши. Он быстро пал духом — стал пить и играть, проматывая последние деньги, вместо того чтобы откладывать на будущее.
— Я не хочу, чтоб моя дочь чистила свинарники с курятниками и вечно уповала на дождь, которого в здешних засушливых краях годами не дождешься. Жизнь на ферме сущая каторга, когда не на что перебиться в тяжкие времена. Я хочу, чтоб ты вышла за человека, который будет носить тебя на руках, а не так, как я обходился с твоей матерью.
— Ты делал все, что мог, папа. И не твоя вина, что у нас не было вдоволь картошки, зато всяких хворей хватало с лихвой, — сказала ему в утешение Эбби.
— Может, оно и так, да только когда приходится выбирать между адом и раем, надо быть чокнутым, чтобы обмишуриться в таком деле. Господь наделил тебя красотой, Эбби, так используй ее себе во благо.
Эбби до глубины души поразил его совет пустить в ход свою наружность как приманку для богатого жениха, и от Финли это не ускользнуло.
— А что плохого — желать добра родной дочери? — пробурчал он.
— Ничего, папа, только позволь мне самой выбирать.
— В таких делах тебя самой не разобраться. Не стоит обольщаться, когда тебе подмигнет первый встречный, особливо ежели у него нет ничего за душой.
Тут Эбби не сдержалась:
— Нил замечательный парень, он сделает меня счастливой.
— Счастье, Эбби, бывает разное. И уж коль мистер Мэйсон имеет охоту взять тебя в жены, значит, так тому и быть. Ты еще попомнишь меня добрым словом, когда в один прекрасный день, вся в шелках, будешь развлекаться с гостями в богатой гостиной в Мартиндейл-Холле.
— Нет, не хочу… я ни за что не лягу в постель со страшилой вроде Эбенезера Мэйсона. Мне все равно, сколько у него денег. И как только ты, родной отец, можешь мне такое советовать?
— Лучше самому иметь слуг, чем прислуживать, так что на обед в Холл придется пойти, — строго заключил Финли.
— Я скорей соглашусь ходить с протянутой рукой и каждый день копаться в грязи рядом с любимым, чем всю жизнь мыкаться вот так, хоть бы слуги и носили меня на руках, — отрезала она.
— Чушь собачья, — зевнув, промямлил Финли. День был долгий, и от пива, выпитого в пабе, он весь размяк. Глаза у него слипались.
Эбби вскочила на ноги и в слезах выбежала из землянки. Спускаясь на Речную улицу, она услышала, как отец сурово наказал ей вслед прикупить что-нибудь поновее из платья для визита в Холл в ближайшую субботу. Девушка бежала по направлению к землянке Нила. И, добравшись туда, окликнула его снаружи.