Пламя и кровь. Пляска смерти
Шрифт:
От женщин Вестероса Алисанна знала, что в других местах люди восставали против этого права, но на Драконьем Камне, где Таргариенов почитали как полубогов, такого возмущения не было. Молодым женам, удостоенным подобной чести в брачную ночь, завидовали, а дети, рожденные от такого соития, ценились больше других, ибо лорды часто жаловали их матерей золотом, шелками и землями. Этих удачливых бастардов сначала называли драконьим семенем, а со временем – просто семенем. Таргариены и после отмены господского права не перестали резвиться с простолюдинками, отчего семени их на острове было полным-полно.
К этим внебрачным потомкам Таргариенов по совету шута и обратился принц Джакайерис, предлагая землю и рыцарство всякому, кто укротит дракона. Сыновья такого человека также будут причислены к благородному сословию, дочерей выдадут
Не все из тех, кто откликнулся на призыв, были драконьим семенем даже во втором или третьем поколении. В наездники вызывались домашние рыцари королевы, в том числе сир Стеффон Дарклин, лорд-командующий ее Королевской Гвардией, а также оруженосцы, рыбаки, поварята, латники, скоморохи и две служанки.
«Большой Сев» – так именует Манкен последовавшие за призывом принца победы и драмы (утверждая, что придумал это не Гриб, а сам Джакайерис). Другие предпочитают называть эти события «Красный Сев».
Самым нелепым из тех, кто вообразил себя наездником, был сам Гриб. В своих «Заметках» он распространяется о том, как пытался оседлать Среброкрылого, которого считали самым спокойным из драконов, оставшихся без хозяина. Это одна из самых забавных побасенок шута. Дело кончилось тем, что Грибу пришлось спасаться бегством; штаны у него на заду занялись, и вдобавок он едва не утонул, когда прыгнул в колодец, чтобы погасить пламя. История эта, вряд ли правдивая, вносит забавную нотку в хронику страшной эпопеи.
Драконы – не лошади. Они не очень-то расположены терпеть на себе всадников, а когда злятся или чувствуют угрозу – нападают. В «Подлинной истории» говорится, что во время Сева лишились жизни шестнадцать человек, а тех, кто обгорел или остался калекой, было втрое больше. Стеффон Дарклин сгорел заживо, укрощая Морское Чудо, лорда Гормена Масси постигла такая же участь с Вермитором. Серебряному Денису, объявлявшему себя сыном Мейегора Жестокого (что подтверждалось цветом его волос и глаз), оторвал руку Бараний Вор; пока сыновья Дениса пытались остановить кровь, прилетел Людоед, отогнал Вора и пожрал отца с сыновьями вместе.
И все же Морское Чудо, Среброкрылый и Вермитор привыкли к людям и терпели их присутствие. Уже объезженные, они снисходительнее отнеслись к новым всадникам. Вермитор, дракон Старого Короля, склонил выю перед здоровенным кузнецом Хью Молотом, а Среброкрылый, носивший некогда королеву Алисанну, допустил к себе латника, которого звали Ульфом Белым за цвет волос и Ульфом Бражником за беспробудное пьянство.
Морское же Чудо, на коем прежде летал Лейенор Веларион, укротил пятнадцатилетний Аддам из Корабела, о происхождении которого историки спорят и по сей день. Аддам и его брат Алин, годом младше, были сыновьями женщины по имени Марильда, пригожей юной дочери корабельщика. Впрочем, в доках ее отца девушку звали Мышкой, ибо была она «маленькой, юркой и вечно путалась под ногами». В 114 году, когда родился Аддам, Марильде было шестнадцать, а когда в 115-м на свет появился Алин, ей едва сравнялось восемнадцать. Такие же маленькие и быстрые, как мать, бастарды из Корабела унаследовали от отца серебристые волосы и лиловые глаза. Вскоре стало очевидно, что текущая в их жилах драконья кровь еще и основательно просолена морем: братья выросли в доках деда и оба начали выходить в море юнгами, когда им еще и восьми не исполнилось. Когда Аддаму сравнялось десять, а Алину – девять, их дед умер, и его корабельные верфи перешли к дочери. Марильда их продала, а на вырученные деньги купила торговый когг, назвала его «Мышь» и сама стала на нем капитаншей. Проявив немалую смелость и изворотливость в торговле, к 130 году Марильда из Корабела владела уже семью кораблями, и на одном из них всегда подвизались ее сыновья.
Ни у кого из тех, кто видел братьев, не возникало и тени сомнения, что это драконье семя, хотя их мать наотрез отказывалась говорить, кто отец. Лишь когда принц Джакайерис стал искать новых наездников, Марильда нарушила молчание и заявила, что Аддам и Алин – сыновья покойного Лейенора Велариона. Это было правдоподобно: мальчики на него походили, и все знали, что в доках Корабела он бывал часто. Но все же многие на Драконьем Камне и в Дрифтмарке сомневались в правдивости слов Марильды, ибо помнили, что Лейенор Веларион был равнодушен к женщинам. Впрочем, никто не осмелился назвать ее лгуньей… ибо отец Лейенора, лорд Корлис, самолично доставил мальчиков принцу Джакайерису для Сева. Морской Змей пережил своих детей, кузены и племянники его предали, и новообретенным внукам он был только рад. Поднявшись в воздух на Морском Чуде, Аддам из Корабела подтвердил правоту своей матери. Так что не стоит удивляться тому, что и Манкен, и септон Евстахий подтверждают отцовство сира Лейенора. У Гриба, как обычно, другое мнение. В своих «Заметках» шут высказывает мнение, что «мышата» были зачаты не сыном Морского Змея, а самим Морским Змеем. Лорд Корлис не разделял альковных предпочтений сира Лейенора, а доки Корабела были его вторым домом, и он бывал там куда чаще сына. Жена его, принцесса Рейенис, обладала яростным темпераментом Таргариенов, и ее бы вряд ли порадовало, что лорд-супруг прижил двух сыновей с девчонкой вдвое ее моложе, да к тому же дочерью корабельщика. Поэтому после рождения Алина его милость благоразумно положил конец своим встречам с Мышью и велел ей держать мальчиков подальше от замка. Лишь после смерти Рейенис лорд Корлис наконец смог представить своих бастардов ко двору.
Тут стоит заменить, что в этом случае рассказ шута кажется более правдоподобным, нежели то, что пишут септон и великий мейстер. Многие при дворе королевы Рейениры наверняка подозревали то же самое, но держали языки за зубами. Вскоре после того, как Аддам из Корабела укротил Морское Чудо, лорд Корлис даже осмелился просить Рейениру снять с юноши и его брата клеймо бастардов. Когда о том же попросил и принц Джакайерис, королева уступила, и Аддам из Корабела, бастард драконьего семени, стал Аддамом Веларионом, наследником Дрифтмарка.
Однако на этом Красный Сев не закончился. Впереди было еще много куда более ужасных событий, которые принесли немало бед Семи Королевствам.
Трех диких драконов было укротить не так просто, как тех, что уже летали под седлом, однако храбрецы не прекращали попыток. Бурый, безобразный с виду Бараний Вор вылупился, когда Старый Король был еще молод; он любил баранину и получил свою кличку за постоянные кражи овец от Дрифтмарка до Путеводной. Пастухов, если те не слишком старались ему помешать, он почти не трогал, но порой не гнушался пастушьими собаками. Серый Призрак, живший в дымной пещере на восточном склоне Драконьей горы, предпочитал рыбу и промышлял ее, летая над Узким морем. Бледно-серый под цвет утреннего тумана, он был робок и чурался людей.
Самым большим и старым из дикарей был Людоед. При случае он поедал даже мертвых сородичей и нападал на кладки Драконьего Камня, пожирая яйца и новорожденных драконов. Угольно-черный, со злобными зелеными глазами, Людоед, по словам местных жителей, угнездился на Драконьем Камне еще до прихода Таргариенов (великий мейстер Манкен и септон Евстахий находят это маловероятным, как и я сам). Злосчастные объездчики много раз пытались его укротить, и логово Людоеда было усеяно их костями.
Никто из драконьего семени не был настолько глуп, чтобы попытаться еще раз (те, у кого не достало разума, уже не смогут рассказать, что с ними сталось). Некоторые все еще надеялись объездить Серого Призрака, но его никто не мог отыскать. Бараний Вор не прятался, был существом чрезвычайно злобным и убил больше объездчиков, чем три «замковых дракона» вместе взятые. Одним из тех, кто попытался укротить его (ибо отыскать Серого Призрака у него не вышло), был Алин из Корабела. Бараний Вор его не принял. Алин выскочил из логова в горящем плаще и погиб бы, не случись рядом брата Аддама: Морское Чудо отогнал своего злобного родича, и Аддам сбил пламя своим плащом. Ожоги на спине и ногах остались у Алина Велариона до конца его долгих дней, но ему еще посчастливилось: многие из тех, кто пытался взобраться Бараньему Вору на спину, оказывались у него в брюхе.
В конце концов бурый злодей покорился хитрой и упорной шестнадцатилетней чернавке, которая каждое утро приносила ему только что зарезанную овцу; Бараний Вор привык к ней и ждал ее прихода. Манкен пишет, что эту нежданную укротительницу дракона звали Крапивой; Гриб говорит, что ее звали Краппи, что она была дочерью портовой шлюхи, а отца ее никто не знал. Как бы ее ни звали, известно, что она была тощей, смуглой, черноволосой и кареглазой, сквернословила почем зря и не ведала страха. Она стала первой и последней наездницей Бараньего Вора.