Пламя

Уэдсли Оливия

Тони очень понравилась ванная; белизна, чистота, ряды кранов и губок – все это казалось ей необычайно интересным. Она стояла прямо, обливая водой свое изнуренное маленькое тельце.

– Милочка, я вся скользкая! – восклицала она, проводя руками по гладкой мокрой коже. – И Фэйн сейчас придет сюда? – спросила она.

Миссис Kapp была очень шокирована.

– Мальчики не купаются вместе с девочками, – строго заявила она.

– Я только спросила, так как Фэйн терпеть не может мыться, – любезно возразила Тони. – Я помню, однажды нас помыла

женщина, вымыла нам руки, и лица, и уши, так Фэйн и до половины не выдержал.

Тони с наслаждением сама вытерлась. Когда она обтиралась и растиралась купальным полотенцем, ее большие беспокойные глаза увидали большую круглую коробку. Она подбежала к ней и открыла ее. Коробка была полна бледно-розовой душистой пудры. Тони в восторге стала нюхать ее.

– Оставьте, это принадлежит леди. – Старая экономка убрала осторожно коробку.

– Я думаю, что одна-две понюшки не увеличат расходов леди, – заметила резко Тони. Она решила часто возвращаться к этой коробке. Ее не знавшие исхода ощущения стали пробуждаться в новой для нее атмосфере. Чувство запаха вошло в ее жизнь. Это чувство никогда уж не оставляло ее, и потом, на протяжении многих лет, она узнавала людей и места по их запаху. Спускаясь по мягко настланным ступеням, она все еще вспоминала легкий сладкий аромат.

– Я бы охотно это попробовала, – сказала она вдруг громко.

Миссис Kapp посмотрела на нее с испугом.

– Что еще? – спросила она нетерпеливо. – Что это вы хотите попробовать?

– Я бы хотела попробовать запахи всего на свете, – ответила Тони.

Миссис Kapp с чувством облегчения проводила ее до дверей будуара.

– Мешок костей, маленькое несчастное существо, – рассказывала она дворецкому, – и вся покрыта синяками. По понятиям – настоящая язычница. Но, слава Богу, не мне ее воспитывать.

«Язычница» между тем смотрела на тетю в ее прелестном будуаре. Она не боялась этой крупной женщины, но ей не нравились круглые блестящие глаза тети.

– Сколько тебе лет, Антония? – спросила леди Сомарец.

Тони укрылась за застенчивым молчанием бедных, которое так часто объясняют их враждебностью.

– Отвечай мне, когда я тебя спрашиваю. Сколько тебе лет, Антония?

– Не знаю, – выговорила Тони. Леди Сомарец пожала плечами.

– Ты никогда не посещала школы?

Тони отрицательно покачала головой.

– Что я тебе только что говорила? Надо мне отвечать, когда я спрашиваю. Это грубо не отвечать на вопрос.

– Вы ведь и так хорошо поняли, что я хотела сказать, – пробормотала Тони. Ее маленький острый ум был озадачен этим вопросом, она не могла его понять, но все же чувствовала себя в силах упорствовать по-своему.

Она нервно вертелась, затем громко чихнула и провела рукой по лицу.

– У тебя нет носового платка? – резко спросила леди Сомарец.

Тони покачала головой.

– Он мне одолжил свой, – пояснила Тони.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Дядя мне одолжил свой, – ответила Тони. Слово «дядя» как ножом резнуло леди Сомарец: до

того невероятным казалось ей, что это жалкое уличное дитя с обломанными ногтями и сиплым голосом могло принадлежать к их семье. Жалкое дитя снова громко чихнуло.

– У меня из носу течет, – кротко заявила она. Бормоча слова отвращения, леди Сомарец дала Тони свой крошечный носовой платок. Тони взяла его, не говоря ни слова, уже хотела пустить его в ход, но остановилась, и странная застенчивая улыбка вдруг пробежала по ее лицу.

– Он хорошо пахнет, – сказала она, все еще улыбаясь. Дверь открылась, и человек высокого роста вошел в комнату. Он подошел к леди Сомарец и с равнодушным видом поцеловал ее. Тони смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Лорд Роберт Уайк считался в то время самым красивым мужчиной в Лондоне. Он обладал легкой грацией превосходного животного, и его несколько красноватые волосы и странные желтовато-серые глаза способствовали такому впечатлению. Он был великолепно сложен, с тонкой талией и широкими плечами породистого человека. Трудно было верить, что между ним и леди Сомарец существует хоть наполовину родственная связь. Он стоял у рояля, нюхая лилии в большой венецианской вазе. Когда он кончил, он слегка потянулся и стал осматривать комнату.

– Кто это, дорогая Риа? – спросил он сестру. Роберт был из породы тех мужчин, которые для каждой женщины имеют особое имя. Он разглядывал Тони своими серыми глазами. Тони выдержала его взгляд, не моргнув. – Ну, детка, идите сюда и давайте поздороваемся, – весело сказал он.

– Мой дорогой Роберт, ты делаешь ошибку, – быстро проговорила леди Сомарец и прибавила по-французски: – Это тот несчастный ребенок Уинфорда, ты знаешь?

Лорд Роберт снова улыбнулся; он любил детей с легкой снисходительностью всякого здорового эгоистичного человека, а этот ребенок выглядел очень несчастным.

– Итак, мы в родстве, милая? – сказал он Тони.

– Послушай, Роберт! – запротестовала его сестра.

Он сел на золоченый стул и поманил пальцем Тони. Она подошла к нему не колеблясь. Он поставил ее меж колен.

– У вас серьезное молодое лицо, разве вы никогда не улыбаетесь?

Блеск ослепительно белых зубов был ему наградой.

– Так много лучше. Сколько вам лет?

– Не знаю. Правда, не знаю.

Он откинул назад голову и захохотал во все горло. Леди Сомарец смотрела на это с пренебрежением.

– Антонии почти десять лет, – сказала она сдержанно.

– Вот как они вас называют? Антония! Слишком большое имя для такого маленького существа…

– Когда отец бывал в порядке, он называл меня Тони, а когда бывал навеселе, то называл скверным маленьким чертенком.

Лорд Роберт был в восторге. Он провел скучное утро, – а он ненавидел скуку; Тони явилась желанным развлечением.

– Он называл Фэйна «мой безупречный сын» и «зловонный маленький грубиян». Он… – она внезапно остановилась. Странное выражение появилось на ее лице, губы начали вздрагивать.