Планета №6
Шрифт:
Женечка была по-настоящему знойной девушкой.
А тамбур электрички, которая под шумок успела незаметно отправиться в путь, мало чем отличался от бани. В бане разве что людей поменьше, и все голые.
Досаждал Евгении только мерзкий старикашка, который нагло навалился на нее спиной. Девушка пыталась отпихнуть его руками, но дальше люди стояли сплошной стеной и предел сжатия действительно был превышен.
Между тем мерзкие старикашки относились к тому немногочисленному разряду мужчин, которые вызывали у Женечки отвращение.
И она
– Вот гадство, а! – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
И как раз в этот самый момент машинисту вздумалось резко затормозить. Первая остановка.
В результате бородача швырнуло прямо на Женечку. Он вдавил ее в стену, а сам вдавился в ее упругое тело и почувствовал, как горячи ее задорно торчащие груди под тонкой тканью топика.
Сразу вслед за этим бородач в полной мере ощутил, насколько тесны и неудобны его новые джинсы.
Топик девушки был гораздо удобнее. Он не облегал ее грудь, а свободно ниспадал на нее, поскольку являлся на самом деле майкой, обрезанной по самое некуда. Теперь он к тому же задрался, так что левая грудь Женечки и часть правой были скрыты от посторонних глаз только широкой спиной бородача.
Посторонние глаза не заметили, что Женечка собственноручно помогла топику задраться, и даже бородач ни в чем неприличном ее не заподозрил и только сам смущался оттого, что находится так близко от девушки.
Маленькие твердые соски, как горящие угольки, прожигали футболку бородача насквозь.
Молодой человек догадывался по ощущениям, что перед ним довольно юная девушка, но вполне объяснимое любопытство требовало, чтобы он хотя бы попытался разглядеть ее лицо.
Попытка привела к тому, что девушка доверчиво прижалась щекой к его бороде, одновременно стараясь высвободить свои руки, прижатые к стене другими добрыми людьми.
Когда это ей удалось, Женечка обвила руками шею молодого человека, прижалась к нему еще теснее и подарила ему такой поцелуй, от которого его близорукие глаза полезли на лоб.
Сделав паузу для глубокого вдоха, она приступила к следующему поцелую, который длился на протяжении всего перегона между станциями Обухове и Колпино.
«От Обухова до Колпина поезд проследует без остановок», – неразборчиво пробормотал машинист несколько раньше, так что перегон был долгий.
Все это время молодой человек с бородой и близорукими глазами пребывал в некотором недоумении. Незнакомые девушки еще никогда не целовали его вот так в тамбуре пригородного электропоезда.
Незнакомые девушки его вообще никогда не целовали, да и знакомые делали это нечасто.
И уж тем более никто никогда не целовал его с такой страстью, за которой угадывался настоящий профессионализм.
Понятно, что бородач испытывал от этого необычайный, небывалый, ни разу не испытанный в жизни кайф. Никакая жара, духота и теснота не могли его перебить, и бородатому юноше лет тридцати от роду было хорошо.
Ну а Женечка умела добиваться желаемых результатов с каким угодно партнером. Мужчина был для нее лишь катализатором, а цепная реакция возникала у нее внутри.
– От Колпина до Тосно поезд следует без остановок, – уведомил по громкой связи машинист. – Будьте осторожны и не перебегайте пути перед близко идущим поездом. Поезд не телега, и его еще никому не удавалось мгновенно остановить.
От Колпина до Тосно ехать полчаса, и бородач подумал, что если следующий поцелуй будет длиться весь этот перегон, то он, пожалуй, потеряет сознание. А девушка, похоже, уже была на грани потери сознания, распалив себя до судорог, но все-таки вцепилась в его губы мертвой хваткой, блаженно закрыв глаза.
Топик Евгении никчемной тряпкой болтался где-то в районе шеи.
Ей было хорошо.
В Колпино из вагона вышла значительная часть пассажиров. И хотя на место вышедших тут же вошли другие, в тамбуре стало немного просторнее. Но никакая сила не могла разъединить девушку и бородача, слившихся в экстазе в углу у стоп-крана.
Им было хорошо, и хорошо весьма.
8
Господин Хари Годзиро не умел воспламенять взглядом дома, но убить взглядом он мог запросто. Надежнее всякого ружья. Осимицу Хирояма, погибший от своей собственной руки в день, когда Годзиро-сан приступил к чтению дневника своего прадедушки, знал это лучше, чем кто-либо другой.
Господина Осимицу хоронили с великими почестями, как достойнейшего из достойнейших, настоящего самурая, каких теперь осталось мало. Наблюдая за этим зрелищем, юный Анаши Кумару, младший из всех воинов Якудзы, решил тоже сделать харакири, когда подвернется подходящий случай.
Случай подвернулся очень скоро, когда господин Хари Годзиро поднял залитое слезами лицо, отводя взгляд от тела покойного соратника, и сурово спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Господин Ясука Кусака уже умер?
В наступившей тишине раздалось отчетливое клацанье зубов Анаши Кумару. Боль в нижнем левом коренном заставила его поморщиться.
«Надо сходить к зубному, – подумал он. – Или к невропатологу».
Между тем Ясука Кусака еще не умер, поскольку снаряженная для его почетной ликвидации команда киллеров еще не успела даже покинуть Японию.
– Нет Годзиро-сан, господин Кусака еще жив, – ответил якудза, похожий на студента в черных очках, склонившись перед боссом в почтительном полупоклоне.
– Тогда почему я вижу вас здесь? – удивился Годзиро-сан и хмуро посмотрел персонально на юного Анаши Кумару.
Анаши побледнел, молча повернулся и ушел делать себе харакири.
Однако у него сильно дрожали руки, и меч все время выпадал, обрушиваясь на кафельный пол с противным звоном, который был хуже, чем царапанье железом по стеклу.