Планета Багровых Туч (Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.)
Шрифт:
— Ладно, — сказал он. — Я пойду.
— А Ружена? Ружена уже знает?
— Нет. Она еще не знает. Я еще не говорил ей. Он снова сел в кресло. Мы помолчали.
— Это надолго? — спросил я. Я знал, что это навсегда.
— Нет, не очень, — ответил он. — Собственно, мы рассчитываем вернуться через двести лет. Или двести пятьдесят. Ваших, земных, конечно. Очень большие скорости. Почти круглое «це».
— Ладно… Мне надо идти.
Но он не поднимался.
— Выпьем вина, — предложил я.
— Давай.
Мы чокнулись, выпили по бокалу золотистой «Явы».
— Знаешь, — сказал он, — даже не верится.
— Да—да, конечно, — пробормотал я. — Эйнштейновское сокращение времени и все такое…
Он встал.
— Пойду… Ты будешь провожать меня?
Я кивнул. Он поправил берет и пошел к двери. У дверей остановился.
— Спасибо, Саня, — сказал он.
Я не ответил. Просто не мог сказать ни слова.
С Петровым на «Муромце» уходили еще пять человек. Троих я знал: Ларри Ларсена, Сергея Завьялова и Сабуро Микими. Ларсен даже был моим другом, хотя и не таким близким, как Валя. Провожавших было человек десять. Когда до старта осталось около часа, все расселись в кают—компании «Цифэя». На «Цифэе» не было тяжести, и нас обули в ботинки с магнитными подковами. Ружена и Валя держались за руки. Ружена сильно изменилась за это время. Она похудела, глаза ее стали еще больше, и она все время покусывала нижнюю губу. Она была очень красива, я даже не думал, что женщина может быть такой красивой. Валя держал ее за руку и улыбался. Мне показалось, что мысленно он уже со страшной скоростью несется среди отдаленных звезд. Он и Ружена молчали. Только один раз она что—то сказала вполголоса, и он погладил ее по руке.
Остальные тоже молчали. Молоденькая девушка в оранжевом, провожавшая межпланетника, которого я не знал, время от времени всхлипывала. Он краснел и похлопывал ее по плечу ладонью. Я испытывал удивление и недоверие. Мне не раз приходилось провожать людей в Пространство. Другим, наверное, тоже. Но сейчас все было по—другому. С этими шестерыми мы прощались навсегда. Я подумал, что они вернутся, когда никого из нас не останется в живых — ни меня, ни Ружены, ни девочки в оранжевом. Их встретят наши потомки. Может быть, даже их собственные потомки. Через столетия Валя Петров познакомится с девушкой по фамилии Петрова. «Собственно, я знал одного Петрова, — скажет Валя. — Он был начальником Третьей звездной экспедиции. Мы были друзьями детства. Может быть, вы его внучка?» — «Кажется, — ответит девушка. — Только не внучка, а пра—пра—пра—пра…»
— Ты не огорчайся, — сказал Валя громко.
— Я не огорчаюсь, — ответила Ружена.
— Это ведь очень нужно.
— Я понимаю.
— Нет, — сказал Петров, — ты не понимаешь, Руженка! Ты совсем ничего не понимаешь. Вот и Александр не понимает. Сидит Александр и думает: «Ну зачем им это нужно?» Верно, Саня?
Он смеялся. Нет, он не угадал, о чем я думаю. Я знал Валентина с детства и очень любил его. Но он был совсем не такой, как я. Мне всегда казалось, что он издевается надо мной. Он принадлежал к другой породе людей. Он был немножко фанфарон и позер. И он был необыкновенный смельчак. Мало кто решался на штуки, которые он позволял себе, а те, кто решался, отступали или гибли. Но ему все удавалось. Он с улыбочкой шел
В кают—компанию вошел беловолосый загорелый юноша и сказал:
— Пора, товарищи.
Мы встали. Девушка в оранжевом громко всхлипнула. Я поглядел на Ружену и Петрова. Они обнялись, и он зарылся носом в ее волосы.
— Все, — сказал он. — Прощай, ласонька. Ружена молчала.
— Не огорчайся, — сказал он.
Она отстранилась от него и попыталась поправить прическу. Волосы не ложились.
— Иди, — попросила она. — Иди. Я не могу больше. Пожалуйста, иди. — У нее был низкий, непривычно ровный голос. — Прощай!
Он поцеловал ее и, не спуская с нее глаз, попятился к выходу. Он пятился, щелкая по полу магнитными подковами, и глядел на нее не отрываясь, словно боялся, что она выстрелит ему в спину. Лицо у него было белым, и губы тоже были белыми, но он улыбался. У люка его заслонили широкий Ларри Ларсен, затем незнакомый межпланетник, которого провожала девушка в оранжевом, затем другой незнакомый межпланетник, затем Сережа Завьялов.
— До свидания, Руженка! — крикнул Петров.
Я только позже вспомнил, что он сказал «до свидания», и подумал, что он оговорился.
Когда они вышли и люк за ними захлопнулся, беловолосый юноша нажал какие—то кнопки в стене. Оказалось, что сферический потолок кают—компании служил чем—то вроде стереотелеэкрана. Мы увидели «Муромца». «Муромец» был первоклассным кораблем с прямоточным фотонным приводом на аннигиляции. Он захватывал и сжигал в реакторе космический газ и пыль и еще что—то, что бывает в Пространстве, и имел неограниченный запас хода. Скорость у него тоже была неограниченной — в пределах светового барьера, конечно. Он был огромных размеров, что—то около полукилометра в длину. Но нам он казался серебряной игрушкой, повисшей в центре экрана на фоне частых звезд.
Мы глядели на него, как завороженные. Потом кто—то громко высморкался, кажется, девушка в оранжевом. Экран осветился. Свет был очень яркий, как молния, белый с лиловым. Этот свет ослепил меня. А когда разноцветные пятна уплыли из глаз, на экране остались только звезды.
— Стартовали! — крикнул беловолосый юноша. По—моему, он завидовал.
— Улетел… — прошептала Ружена.
Она подошла ко мне, неуклюже переставляя ноги в подкованных ботинках, и положила руку на мой рукав. У нее дрожали пальцы.
— Мне очень тоскливо, Саня. Я боюсь.
— Если позволишь, я буду возле тебя, — сказал я.
Но она не позволила. Мы вернулись в Новосибирск и расстались. Я сел за поэму. Мне хотелось написать большую поэму о людях, которые уходят к звездам, и о женщине, которая осталась на прекрасной зеленой Земле. Как она стоит перед уходящим другом и говорит низким, ровным голосом: «Иди. Я не могу больше. Пожалуйста, иди». А он улыбается белыми губами.
Через полгода рано утром Ружена позвонила мне. Она была такой же бледной и большеглазой, как тогда на «Цифэе». Но я подумал, что в этом виноват сиреневый оттенок, какой иногда бывает у видеоэкрана.