Планета исчезающих слов
Шрифт:
– Какие гарантии вы можете предоставить? – спросил японец.
– Наше честное имя! – патетически воскликнул Жадный. – Ну и конечно мы составим официальный договор. Вот разрешение на наше право вывезти вас с территории лагеря. Ничего лучше вам никто не предложит. Вас просто бросили. Это не моё мнение, у нашей организации есть информаторы в правительствах всех стран.
– Если мы согласимся, что от нас потребуется?
– Ровным счётом ничего. Только согласие.
– Когда мы должны дать ответ?
– Через три дня. Мы побудем тут, любой может подойти к нам и задать любой вопрос. Мы действуем совершенно открыто.
Старик ушёл, не выразив никакой реакции.
Я
Я высмотрел кадр с отмеченной планетой! Но картинка была настолько мала, что понять, где это, не представлялось возможным. Тогда я решил попробовать возможности программы Хранилища. Увеличил картинку так, чтобы и стол, и люди оказались за кадром, и стал смотреть, как программа определит местоположение выделенного объекта. Думала она долго, а потом выдала два варианта ответа: космический объект или рибосома клетки гриба.
Про гриб мне понравилось))
Насколько я понял из следующих кадров, у японцев в лагере образовалась система самоуправления. Лагерь делился на сектора, каждый из которых выбирал себе представителя. Вместе они решали все вопросы и выбирали главу. Теперь главный рассказал о предложении незваных гостей представителям секторов, и они стали ходить к Жадному, чтобы самим всё услышать и увидеть, а потом совещались со своими людьми. В шатёр их не пускали, все переговоры велись снаружи за столиком.
Мне казалось очевидным, что доверять такому типу нельзя. Но доведённые до отчаяния люди в ощущении тупика были рады любому решению. Им казалось, что главное – выйти за пределы лагеря. А уж там они сориентируются по ситуации. И всё же 3 сектора в полном составе отказались уезжать. К ним же присоединились «отказники» из других секторов. А 9, за редкими исключениями, согласились отправиться с неведомыми благодетелями.
На место сбора их перевозили самолётом в течении ещё трёх дней. Он улетал и возвращался за новой партией. При этом часть согласившихся отказывалась, а отказавшиеся вдруг соглашалась. Только когда отбыл последний рейс, отчалила и троица «пришельцев».
Последние минуты их пребывания в лагере выглядели так. Поздно вечером, когда уже основательно стемнело, из шатра вышел Зелёный и поднялся на борт вертолёта. Я видел, что из-за палаток за ним наблюдают. Думаю, что оставшиеся рассмотрели цвет кожи пилота и порадовались, что не отправились с ним.
Потом Толстый упаковывал свернувшийся шатёр, а Жадный прогуливался вокруг, подавая отрывистые команды. Он вдруг переменился. Исчезла обычная суетность, движения стали точными и резкими. А когда он поднялся на верхнюю ступеньку трапа и победно поглядел на опустевший лагерь, я увидел гордо и высокомерно посаженную голову на тонкой шее и мысленно произнёс, – «Гриф». Все эти люди были для него падалью, которой он питался.
Я нашёл видео высадки вертолёта и увидел затерявшийся в степях Монголии космодром, в центре которого блестели металлом три громадных грузовых корабля. Группа встревоженных японцев подошла к спустившемуся с трапа Жадному, говоря о том, что им обещали компактное проживание на Объекте. Он уверил их в том, что все обязательства будут исполнены в точности. А потом всех быстро и организованно погрузили, корабли оторвались от земли и утонули в чаше ночного неба.
Я ещё долго сидел, не в силах осознать и вместить увиденное. И мне необходимо было с кем-то всё это обсудить.
Глава 15. Раши
Пришло время встретиться с Раши. И если вы думаете, что он без меня скучал, то это вы зря. По его навороченному особняку, больше похожему на межпланетную космическую станцию, разгуливала очередная подружка, очень условно одетая. Я помню, как в начале нашей дружбы пытался запоминать их имена, пока не понял, что это пустое и бесполезное занятие.
Меня удивляла его способность пребывать в состоянии неизменного восторга по поводу каждой. И расставался он не потому, что ему что-то не нравилось в одной, а только потому, что другая была ну просто обворожительна. Вокруг него, как вокруг речного порога, всегда летали брызги страстей и закручивались спирали эмоций. Он постоянно кого-то утешал и кому-то что-то обещал. Порой это была сложная и тонкая игра, в которой надо было не забыть кому что сказано. При этом он искренне всех жалел и относился ко всем своим прошлым и нынешним пассиям с неизменной нежностью. Они это чувствовали, и многое ему прощали. Я помню только одну умную, которая в тот момент, когда он вместе с ней уже даже всплакнул, жалеючи, назвала всё это цирком, влепила ему пощёчину и удалилась. Больше умных он старался не заводить.
Весь этот балаган прилагался к Раши как шуршащая упаковка к последней модели суперкомпьютера. Упаковку можно было отложить или выбросить. На качество работы машины это совершенно не влияло. Раши был гением. А точнее магом и факиром виртуального пространства. Казалось, что подобно творцу этого мира, он творит из ничего, создавая законы бытия своих рукотворных миров.
Он мог всё: от вполне практичных и утилитарных программ любой сложности, которые заказывали ему военные и министерства, до забавных и даже дурацких штук, вроде моей записки, которые служили для развлечения праздной публики и становились хитами молодёжной моды. Надо сказать, что военные всегда внимательно следили за этими развлекухами, идеи которых порой опережали их запросы. У них воображения не хватало такое захотеть.
Узрев очередное творение Рашика, которое уже успело разлететься по школам, включая начальную, они вдруг спохватывались и кричали, что это надо срочно запретить, чтоб не увидели враги. Но каждый раз было уже поздно. Бабочки и мухи, садящиеся на носы учителей во время урока, были сделаны так, что убить их можно было только вместе со всем интернетом, вместе взятым. Военные вынуждено отступали, а Раши поступал новый заказ. Правда для меня так и осталось загадкой, как и когда он успевал работать – перерывов между похождениями не наблюдалось.
Такое чудо, как Раши, не могло возникнуть на ровном месте. Отец его, Абдельхатиб Шу, такой же носатый и с такими же чёрными, как смоль, волосами, был самым любимым учителем экономики высшей школы Центрального района, а может и всех времён и народов вместе взятых. На его уроки старались незаметно пробраться ученики соседних школ, хотя класс и без того был полон.
– Хуже его законов была только его жена! – сообщал Абдель слушателям доверительно и страстно. – Но я бы на её месте тоже взбунтовался. Вы только послушайте, что он творил!