Планета КИМ. Книга 2
Шрифт:
После ужина было решено, что пора осведомить научные круги о прибытии межпланетных путешественников. Марченко предложил послать подробную срочную радиограмму знаменитому киевскому астроному Титаренке. Все нашли эту мысль удачной, и Марченко на своем маленьком автомобиле отправился на радиостанцию, где сидел у аппарата дежурный телеграфист.
Ким поехал с Марченкой. Земля щедро раскрывала юному пришельцу свои чудеса. Лифт и авто поразили его, не знавшего другого способа передвижения по поверхности планеты, кроме собственных ног. Он заинтересовался способом сообщения на расстоянии. Сколько еще чудесного ему предстоит узнать в этом удивительном мире!
Затрещал передатчик, и незримые волны понесли странную весть киевской радиостанции и всем, работавшим с ней на одинаковой длины волне.
IX. Профессору Титаренке мешают слушать оперу
На ярко освещенной сцене фантастически одетый человек, резко и в то же время изящно жестикулируя, пел:
На земле весь род людской Чтит один кумир священный. Он царит по всей вселенной, Тот кумир — телец златой.Старые слова, смысл которых уже потускнел, уже перешел в историю! Но прекрасная, жестковатая, металлическая, стройная музыка!
После астрономии профессор Титаренко больше всего любил оперу и состоял деятельным членом общества изучения истории оперы. Это общество иногда ставило в Большом киевском театре старинные оперы с сохранением костюмов и обстановки. Сегодня, заинтересовавшись постановкой давно уже снятого с репертуара «Фауста», Титаренко пожертвовал даже ясным, на редкость удобным для наблюдений вечером и уехал из обсерватории. Сидя в своем удобном кресле шестого ряда, он целиком* отдавался полузабытым звукам и бесформенным ассоциациям давно ушедших молодых лет, связанных с этими звуками. Но тут ему пришлось пережить вторжение внешнего мира. В тот момент, когда молодой бас (кстати сказать, блестяще затмивший знаменитого некогда Шаляпина) с подъемом заканчивал строфу:
И людская кровь рекой По клинку течет булата. Люди гибнут за металл! —и профессор унесся в далекое легендарное прошлое — он вдруг явственно ощутил, что кто-то в темноте осторожно тянет его за рукав. С досадой он отодвинулся. Потянули настойчивее. Он обернулся. Его разгневанный взгляд узнал в темноте знакомую прямую фигуру старого капельдинера. Старик склонился к его уху и прошептал: «Выйдите в фойе. Неотложная радиограмма».
Нехотя и тихонько последовал Титаренко за капельдинером. В чем дело? Почему он должен оставить оперу? Какое-нибудь семейное несчастье? Или новая звезда вспыхнула в небе?
Светлой щелью открылась дверь в фойе, пропустив их. Капельдинер подал астроному радиограмму. Титаренко читал, и ему казалось, что буквы фосфоресцируют.
Киевской радиостанции. Исключительно срочно любом месте разыщите профессора астрономии Титаренку. Сообщите нашем поле опустилась ракета профессора Сергеева, двадцать лет назад пущенная Ленинграда Луну. Ракета попала астероид Цереру, переименованный путешественниками планету Ким. Астероиде двое путешественников погибли, остальные вернулись. Ними явилось четверо детей, рожденных астероиде. Все члены экспедиции здоровы, находятся нашей коммуне. Ждем распоряжений.
Профессор Титаренко несколько раз перечел радиограмму. О, да, это стоит новой звезды, и не одной. Он ясно вспомнил все подробности этой экспедиции. Когда она отправлялась, он работал в Пулковской обсерватории. В Киев он был переведен сравнительно недавно, в качестве директора вновь открытой большой обсерватории. Он припомнил печальный конец профессора Сергеева, и ему стало грустно. Но медлить было нечего. И, действительно, забыв об опере, профессор Титаренко развил усиленную деятельность. Он поспешно прошел в контору театра и, взявшись за рукоятку автоматического телефона, вызвал обсерваторию. В трубке послышался звонкий женский голос:
— Обсерватория. Кто говорит?
— Это я, Лидия Осиповна, — сказал Титаренко, — я хотел вам сказать…
Но его перебили:
— Иван Сергеевич, разве вы не в опере?
— Да, я в опере, но я получил радиограмму… И профессор Титаренко, необычно волнуясь и сбиваясь, прочитал в трубку радиограмму. Лида с волнением слушала его. Двадцать лет! Они живы! Бедный профессор Сергеев! Теперь ей тридцать семь лет, а тогда, в Пулкове, она была семнадцатилетней девушкой. Сейчас она — видная специалистка по изучению переменных звезд в Киевской обсерватории. Двадцать лет! Что им пришлось пережить!
— Я хочу видеть их!
— Я этого ожидал, — ответил Титаренко, — и ваше желание вполне совпадает с моим. Я хочу сейчас поехать туда. Вас не останавливает такое позднее время?
— О нет, конечно, нет!
— Тогда подождите в обсерватории. Я заеду за вами.
Затем профессор позвонил в бюро справок и попросил сообщить ему автомобильный маршрут в Калининск и сколько времени должна занять поездка туда. Оказалось, что поездка на хорошем автомобиле, при максимальной скорости, должна занять около четырех часов.
Для такой быстрой поездки не годилась слабосильная машина индивидуального пользования, и профессор вызвал из общественного гаража мощный автомобиль. Машина прибыла через несколько минут. Титаренко сел за руль и направился к обсерватории. Ему не пришлось подниматься: его сотрудница уже ждала его у подъезда. Это была зрелая женщина с живым курносым лицом и молодым взглядом выпуклых голубых глаз. Несколько низкий рост и излишняя полнота портили ее внешность. Титаренко поздоровался с Лидией Осиповной и указал ей место рядом с собой. Машина прорезала город с умеренной скоростью. Выехав на шоссе, она налилась стремительной быстротой.
Ответа на радиограмму Марченка не было. Послали вторую. Ответ получился нескоро. Он гласил:
Калининск. Марченке. Профессор Титаренко выехал.
Телеграфист Шиндель расшифровал радиограмму Семену и Киму — они неотлучно дежурили на радиостанции. Но в этот же момент зарычал, приближаясь, автомобиль. В окна радиостанции сверкнули мощные световые полосы прожекторов. Один миг, и Семен стремительно бросился к автомобилю. Он узнал Лиду Келлерман, с которой когда-то часто встречался в Пулкове.