Планета КИМ
Шрифт:
Следующая ракета должна была быть отправлена с пассажирами. В случае удачи этой пробной экспедиции предполагалось впоследствии отправить ракету с учёными-специалистами, снабженными научными инструментами для исследования поверхности Луны, её геологического строения, астрономических наблюдений с неё и т. п. Задача первой экспедиции была значительно скромнее — на ее долю могли выпасть лишь начальные беглые наблюдения; зато ее участникам предстояла завидная участь быть первыми людьми, которые посетят спутник Земли и водрузят на его поверхности советский флаг.
В виду напряженной международной обстановки, состав возможных членов экспедиции пришлось ограничить гражданами СССР. Печать Запада подняла по этому поводу невероятный
Несмотря на предупреждение Академии об опасности путешествия, поступило около 800 заявлений. Почти три четверти из них не были даже рассмотрены, так как принадлежали лицам моложе 18 или старше 40 лет, в том числе было около ста заявлении от пионеров. Медицинскому освидетельствованию было подвергнуто 220 человек и 90 из них забраковано. Из остальных отобрали 10 человек наиболее крепкого здоровья и подходящего возраста.
Все это была молодежь, полная бодрости и энергии. Среди них было несколько комсомольцев. Ни одного солидного ученого не оказалось среди людей, решившихся испытать риск первого межпланетного полета. Это сначала несколько обескуражило организаторов полета. Но профессор Сергеев, твердо веривший в благополучный исход предприятия, решил, что так даже лучше: пусть этот полет не даст особенно ценных научных наблюдений; зато он будет очень важен в другом отношении: он наглядно покажет безопасность межпланетных полетов, и в следующих экспедициях уже не побоятся принять участие ученые — астрономы, физики, геологи. А теперь — вполне естественно, что молодежь, меньше оглядывающаяся назад и с большей смелостью и бодростью стремящаяся вперед, первая заносит ногу на борт межпланетного корабля.
В день отправления все члены экспедиции собрались на квартире профессора Сергеева. Профессор занимал в Ленинграде скромно обставленную квартиру из трех небольших комнат на Проспекте Карла Либкнехта. Десять человек молодежи наполнили его кабинет веселым молодым говором.
Один из явившихся, однофамилец профессора, молодой ученый-филолог Петр Сергеев, не принимал участия в общем разговоре. Он сидел у окна в кожаном кресле, внимательным и тоже время как бы рассеянным взглядом следя за оживленно беседовавшими своими будущими спутниками. Ему было двадцать восемь лет, но на вид казалось больше. У него была сутулая фигура, вдумчивое выражение лица и заметно старивший его костюм: длинный сюртук, большой темный галстук; пенсне в оправе и висевший у кармана на серебряной цепочке ключ от старомодных часов придавали его наружности вид человека старшего поколения. Легкая тень грусти изредка пробегала по крупным чертам его лица.
На мягком диване у противоположной стены сидели две молодые девушки — Тамара и Нюра. Они работали вместе на ситценабивной фабрике на соседних станках и давно были неразлучны. Товарищи по путешествию уже успели прозвать их «Сиамскими близнецами». Впрочем, эти «близнецы» мало походили друг на друга. Нюра была плотная загорелая девушка с крепкой мускулатурой спортсменки; она отличалась непосредственной заражающей веселостью и живостью. Черты лица ее были несколько грубоваты, но, в общем, от ее коренастой невысокой фигуры, непослушных черных волос и вечно смеющихся глубоких и темных глаз веяло прелестью здоровья и молодости.
У худощавой блондинки Тамары были светло-голубые задумчивые глаза и тонкие черты лица. Нa первый взгляд она могла показаться хрупкой. Нa самом же деле постоянные спортивные упражнения, которыми она увлекалась вместе с Нюрой, закалили и укрепили ее организм
Обе девушки оживленно болтали с сидевшим напротив за маленьким круглым столом высоким светловолосым юношей. Это был их старый приятель, инструктор школы плавания, в течение двух сезонов обучавший их премудростям водного спорта. На нем была синяя майка, открывавшая шею и руки, и коричнево-бронзовый загар его тела выразительно свидетельствовал о его профессии.
— Как же вы отправляетесь на Луну, товарищ Веткин? Ведь там воды уже давным-давно нет, [1] а вы, говорят, жабрами дышите, — поддразнивала его Тамара, по обыкновению слегка пришепетывая.
— Ну, да, да! — подхватила Нюра, — а ты не знаешь, Тамарка: он ведь дома в аквариуме живет, ему и еду туда подают. — И она шумно, заразительно рассмеялась.
В комнате все расхохотались, живо вообразив Веткина плавающим в аквариуме вместе с золотыми рыбками.
— А чудно, правда, — сказал Сеня Петров, — воды на Луне нет, а все же мы будем путешествовать по морям и в водолазных костюмах.
1
На поверхности Луны воды в виде водяных бассейнов, — морей, океанов, озер, — совсем не обнаружено. Темные (сероватого и зеленоватого оттенка) пятна на Луне до сих пор называются «морями» только по традиции: так назвал их Галилей.
Он говорил прерывисто, и его нервное лицо подергивалось легким тиком от волнения.
— На тебя и костюма не подберешь, — отозвалась неугомонная Нюра, — разве из двух сшить…
И, взглянув на высоченную фигуру Сени, резко выделявшуюся среди присутствующих, нельзя было не согласиться с Нюрой.
— Уж ты вечно что-нибудь скажешь, Нюрка, — полуласково-полусерьезно заметила Тамара.
В кучке, стоявшей рядом, шел оживленный спор.
— Это непростительная близорукость со стороны наших ученых! — горячился молодой биолог Гриша Костров. — Как можно утверждать, что на Луне нет органической жизни только потому, что там нет воды, атмосферы, подобной земной, и что температура там падает до абсолютного нуля!
— Хороши «только»! — вставила Надя Полякова…
— Но это же ерунда, — все больше горячился Костров. — Ну, да, конечно, там не может быть организмов, подобных земным. Но ведь на Земле не воздух и температура приспособлялись к живым существам, а наоборот! И, может-быть, там есть растения и животные, для которых наши температура и атмосфера гибельны, а там они чувствуют себя, как рыба в воде.
— Фламмарион [2] тоже допускал возможность жизни в разных условиях, — опять заметила Надя.
2
Фламмарион — знаменитый французский астроном и популяризатор астрономии. Был сторонником гипотез об обитаемости Марса и других планет солнечной системы и звездных планетных систем.
— И он безусловно прав, — подхватил Костров, — это вполне подтверждается теорией Дарвина. Предположение же, что жизнь существует лишь в земных условиях — отрыжка религии, допускающая, что состав атмосферы, воды, температуры и прочее — приспособлены к нашим органам.
— Но, — возразила Соня Фрейман, — я никак не могу представить себе существо, живущее без кислорода и при 273° холода.{2}
— Тебя никто и не просит представлять, — запальчиво воскликнул Гриша, — если они есть, ты убедишься, что, может-быть, они нисколько не похожи на те организмы, с которыми мы встречались на Земле.