Планета обезьян. Война
Шрифт:
– Что? – возразил Тревис. – Они же животные. Он и так всех нас прикончит.
Цезарь услышал достаточно. Он медленно сделал шаг в сторону Тревиса, чьи злые слова мгновенно испарились, едва только тень обезьяны нависла над ним. Он сглотнул слюну и попятился от Цезаря, который навис над ним, стоя на двух ногах. Остальные солдаты тоже выглядели испуганными, хотя Лэнг все время старалась спрятать свой страх за вызывающим видом. Цезарь почти физически ощущал запах страха, исходивший от них. Он помедлил еще мгновение, чтобы они осознали, как близко к смерти находились.
Потом сказал:
– Я… я не начинал эту войну.
Его
«Хорошо. Они должны очень внимательно выслушать то, что я им хочу сказать».
– Обезьяна, которая сделала это… мертва. Его звали Коба. Я убил его.
Он подождал, чтобы они хорошо это запомнили, потом продолжил. Его голос стал еще более резким, чтобы произносимые им слова еще сильнее поражали пленных.
– Я воюю сейчас только для того… чтобы защищать обезьян.
– Да? – Тревис взглянул на Рыжего. – А как насчет него? У нас еще десять таких.
Цезарь был очень опечален тем, что сбежавшие последователи Кобы пошли против себе подобных. Он грозно глянул на Рыжего, который наконец встретился с ним взглядом, уставившись на Цезаря с нескрываемой ненавистью.
– Я знаю этих обезьян. Они пошли за Кобой. Пытались убить меня. Они боятся, что я сделаю с ними то же самое. Они уверены, что я их не прощу.
На самом деле страхи эти имели под собой основание. Когда-то давно Цезарь верил, что обезьяны в своей основе лучше людей, что они более благородны и надежны.
Сейчас, благодаря Кобе, он не так был в этом уверен.
– Они служат вам… чтобы выжить.
– Я тебя не боюсь! – прорычал Рыжий. Из-за грубого голоса и плохого владения английским его речь звучала еще менее естественно, чем речь Цезаря, но эти злые слова были вполне понятны. – Это ты должен бояться! Думаешь, этот лес еще долго будет тебя укрывать? – самец гориллы презрительно фыркнул. – Люди уничтожат тебя. У их Полковика, – сказал он, – коверкая слово Полковник, – нет жалости. Люди делают все, что он скажет. Для них он больше, чем простой человек. Он всё.
С губ предателя брызгала слюна. Под нависшим лбом сверкали ненавидящие глаза, которыми он одного за другим оглядывал своих врагов. Даже Цезарь почувствовал, как холодок пробежал у него по спине, а Снежок совершенно явно занервничал от угроз чужой обезьяны. Молодой самец гориллы непроизвольно сделал шаг назад, отчего Лука нахмурился, а Рыжий продолжал кричать им:
– Он говорит: сначала умрет Цезарь… а потом все вы умрете.
Дротик взвился от ярости, схватил обезьяну-предателя за плечи и швырнул его на землю. Он собирался сделать еще что-то, но Цезарь поднял лапу и покачал головой. По-прежнему кипя от ярости, Дротик взял себя в руки и неохотно попятился от Рыжего, все еще пуская в предателя стрелы из глаз – в переносном смысле, конечно.
Цезарь прекрасно знал, что чувствовал Дротик.
«Убери его отсюда», – сказал он Луке жестами.
Громадный седой самец кивнул Снежку, давая молодой горилле возможность совладать со своим страхом. Снежок собрался и вышел вперед, чтобы схватить предателя, который даже со связанными за спиной руками яростно сопротивлялся. Он ревел и бросался на Снежка, но вскоре перестал отбиваться, и молодой самец за лодыжку вытащил его наружу.
Цезарь был рад избавиться от него.
Теперь остались только пленные-люди, которыми он продолжил заниматься. Онемев от яростной схватки с обезьянами, они ждали своей участи, думали, наверное, что их в любую минуту так же вытянут наружу навстречу судьбе. Пот тек по их лицам, смывая камуфляжную краску. Запах мочи говорил о том, что по крайней мере один из них намочил от страха штаны. Цезарь подумал, что это был Тревис.
Лука глубоко вздохнул, его безволосая черная грудь поднялась и опустилась. Жестами спросил Цезаря:
– Что будем с ними делать?
Обезьяньи руки накрепко затянули узел на веревке, привязывавшей руки пленников к поводьям одной из двух лошадей, которые должны были отвезти их в то место, откуда они пришли. Люди сидели на спинах лошадей по двое. Их окружали охранники-обезьяны, а Цезарь со своими советниками наблюдал за приготовлениями. Пастор в смятении смотрел на Цезаря, как будто не мог поверить тому, что происходит.
– Ты оставишь нас в живых?
Цезарь не мог обвинить солдата в том, что тот был введен в замешательство сдержанностью противников, принимая во внимание, скольких невинных обезьян Пастор и его товарищи убили или покалечили в результате беспричинного нападения. Немногие стали бы спорить с тем, что смерть не могла служить достойным наказанием за их преступления, но Цезарь хотел больше, чем просто «око за око». У него была более серьезная цель. Справедливость была роскошью, которую его соплеменники вряд ли могли себе позволить.
– Скажите вашему Полковнику… что вы видели меня. И у меня есть для него послание: эту войну можно остановить. Оставьте нам леса… и больше ни один человек не погибнет.
Это заявление вызвало у людей самую разную реакцию. Кто-то смотрел на вожака обезьян скептически, кто-то враждебно, а у некоторых на лице было просто написано облегчение от того, что они остались живы. Только один человек, которого звали Пастор, был по-настоящему благодарен за милосердие, которое к ним проявили. Или Цезарю так показалось. Он кивнул Луке, тот изо всей силы шлепнул коней по крупам, отправляя их в путь. Ловкие охранники бросились врассыпную, давая дорогу, и лошади помчались прочь от траншеи, унося на своих спинах людей. Освобожденные солдаты оглядывались через плечо на обезьян, пока те наконец не исчезли из виду. Несмотря на всеобщее изумление, кое-кто из бывших пленных все еще думал, что это показное прощение от обезьян было хитрой уловкой; им просто в голову не приходило, что Цезарь мог их так просто отпустить.
«Как мало они понимают, – подумал он. – Они не могут видеть дальше своего страха и не желают понять, что обезьяны хотят только мира. По крайней мере, большинство из них».
Цезарь засомневался, не совершил ли он ошибку, отпустив солдат живыми. Уже не в первый раз он даровал людям жизнь как знак его доброй воли, но эти жесты мало что приносили взамен. Не был ли он слишком глуп в своем стремлении к миру? Люди убивали обезьян без всякой пощады. Может быть, нужно было казнить пленников? Коба сделал бы именно так.