Планета отчаянья
Шрифт:
— Да, — немедленно добавил Дитрих, — только та, что ты ел, была не пиявка, а глиста.
Хадсон, как новичок, не знал, верить этому или нет, а над его головой уже собирались новые тучи.
Кто-то подмигнул проходящему мимо Бишопу, тот отставил поднос, и почти сразу же натренированные руки схватили Хадсона за шею.
Бишоп прижал его ладонь к столу.
— Не надо, ребята! — еще не понимая в чем дело, на всякий случай запротествовал бедняга Хадсон, но было уже поздно.
В воздухе мелькнул нож и ударился острием в поверхность стола между пальцами
— Ну ладно, ребята, — еле отдышавшись от хохота произнес Хигс.
— Кончаем!
— Здорово! — хихикнул кто-то.
— Ну, спасибо! — выдохнул Хадсон, убедившись, что опасность осталась позади.
— На, ешь спокойно, — передал ему кто-то тарелку.
— Это было совсем не смешно, ребята! — все еще ошарашенно глядя по сторонам, заключил Хадсон.
Между тем освободившийся Бишоп направился с подносом к «начальственному» столу.
— Лейтенант Горман… — Тарелка опустилась на стол.
— Угу.
— Мистер Берт…
Глядя на них с едва прикрытым отвращением, как нередко смотрят на начальство, не заслужившее доверия или, наоборот, заслужившее самую пакостную репутацию, Дрейк процедил сквозь зубы:
— Что-то этот новый лейтенант слишком нос дерет…
Судя по гримасам, об этом подумал не один он.
На какую-то секунду реплика убрала веселье. Дерет нос — это было, в общем-то, мелочью. Но, с другой стороны, от командира зависела их жизнь. Сможет ли он достойно встретить опасность бок о бок с ними, если изначально ставит себя в исключительные условия? И пусть под этими «условиями» подразумевался всего лишь отдельный столик, — большинству это показалось не лучшим предзнаменованием.
— С нами есть не хочет!
— У них там свой клуб, — заметил Хигс.
— Эй, Бишоп! — постарался перевести разговор с этой темы на более приятную Дитрих. — Я думал, ты никогда не промахиваешься, а ты, оказывается, порезался! — Он вытер со стола пару капель белесой жидкости.
Рипли внимательно посмотрела на Бишопа и отвела глаза. Все те же воспоминания заставили ее слегка содрогнуться.
— Почему меня не предупредили, что у нас на борту робот? — резко спросила она.
— Я даже не подумал, — растерянно пожал плечами Берт. Ему казалось, что поднимать шум (а именно это пробовала, на его взгляд, сделать Рипли) из-за такой ничтожной причины было смешно. — У нас это обычная практика — мы всегда берем с собой синтетических людей.
— Я лично предпочитаю термин «искусственных людей», поправил биоробот Бишоп.
— Хорошо, — согласился Берт.
— А что, какая-то проблема? — Бишоп присел на свободный стул.
— Я даже не знаю, почему я…
«… должен оправдываться», — хотел сказать Берт, но Рипли его перебила:
— Потому что во время последнего моего полета искусственный человек на борту корабля…
— Корабля Рипли, — уточнил для Бишопа Берт, -… испортился, и возникла кое-какая проблема.
— Да, испортился, и несколько человек погибли, — сухо добавила Рипли.
— Какой ужас! — произнес Бишоп. — Это, наверное, была старая модель?
— Да, система «Гипергамм — 12-82», — пояснил Берт.
— Тогда все понятно, — не без затаенной гордости (что поделать, и искусственные люди не лишены своих слабостей) сказал Бишоп, 12-82 были очень капризные. Со мной такого произойти не может. В нас закладывают программу, специально рассчитанную на то, чтобы мы ни в коем случае на могли причинить вред ни одному члену экипажа и вообще ни одному человеку. Хотите хлеб?
Рипли грубо оттолкнула тарелку. Внутри у нее все кипело. Вся затея с каждой минутой нравилась ей все меньше; увидев же, с кем приходится идти на задание, она растерялась окончательно.
Скользкий и самоуверенный до тупости Берт, неотесанный дубоватый лейтенант, эти здоровые примитивы, — может, и неплохие в чем-то ребята, но явно не отличающиеся умом и даже не представляющие, что их в ближайшее время ожидает; теперь еще и робот…
— Ты, Бишоп, ко мне лучше не подходи, — зло выговорила она. Понял?
За столом десантников сцену с роботом восприняли по-своему.
— Кажется, им тоже кукурузный хлеб не по нутру! — не без злорадства прокомментировал Хадсон.
7
— Взвод, строиться!
Под металлическими сводами корабля команда прозвучала особенно громко и гулко. Так же гулко отдавались шаги двух десятков пар ног.
Одетые по традиции в пятнистые защитные комбинезоны, десантники выглядели сейчас настоящими солдатами. Казалось, общая форма еще сильнее объединяла их. У людей, мало знакомых с военным делом, такая слишком пестрая окраска ткани вызывала недоумение. «В однотонном они смотрелись бы еще лучше», — отметила Рипли. Как ни странно, причиной сохранения древней формы была не столько традиция, сколько элементарная суеверность. В свое время пятнистая одежда увеличивала шансы на спасение, и это знание передавалось из поколения в поколение; а, как известно, кто много рискует, тот придает большое значение приметам. Бывали случаи, когда из-за дурного предчувствия пилота-разведчика отменяли рейсы; в силу суеверий верило даже начальство. По крайней мере — как в сильнейший фактор самовнушения.
— Быстро! быстро! пошевеливайтесь! — подгонял Эйпон. Пошевеливайтесь! — Дождавшись, когда все выстроились в линию, он продолжил: — Внимание, теперь слушаем командира.
Лейтенант Горман внимательно осмотрел взвод. Десантники ему не нравились. «С ними будет масса трудностей, — заметил он для себя. — Дисциплина явно хромает».
Главной причиной для этого глубокомысленного вывода послужили в основном две детали: красная повязка на голове Вески, придающая ее внешности определенную экзотичность, и одетая задом наперед кепка рядового, фамилии которого он не мог вспомнить, что ему тоже очень не нравилось. Да и строй продержался недолго: не дожидаясь очередной команды, многие самостоятельно расслабились. Но других людей у него не было.