Планета — шахматная доска
Шрифт:
Впрочем, спокойное, расслабленное лицо директора развеяло его опасения. Все будет хорошо. Должно быть…
А Камерон смотрел на альтиметр, и циферблат улыбался ему.
2
Доктор Ломар Бренн, ведущий невропатолог санатория, был коренастым, живым мужчиной с навощенными усами и блестящими черными волосами. У него была привычка глотать окончания слов, отчего он казался более жестким, чем был на самом деле. Сейчас он чуть прищурился при виде Камерона, но если даже и заметил возбуждение
— Привет, Камерон, — воскликнул он, бросая на стол пачку историй болезни. — Я ждал тебя. Как дела, Дю Броз?
Камерон улыбнулся.
— Моя миссия настолько секретная, Бренн, что я даже не знаю, зачем явился сюда.
— Ну что ж… зато я знаю. Ты здесь затем, чтобы изучить случай Эм-двести четыре.
Директор ткнул пальцем в экран монитора на стене. На нем был виден пациент, нервно крутящийся на стуле, а расположенный чуть выше овальный вспомогательный экран, показывал лицо мужчины крупным планом. Из динамика доносился тихий голос:
— Они за мной ходили, и с птицами бродили, а шелест деревьев тревожит и множит, слова всегда слова…
Бренн выключил монитор. Катушка с лентой перестала вращаться, голос умолк.
— Это не он, — объяснил врач — Это…
— Dementia praecox, верно?
— Да, именно так. Дезориентация, рифмование слов — в общем, все так обычно. С лечением не будет никаких проблем. Два месяца, и он вернется на поверхность.
Это была обычная процедура лечения пациента с психическими отклонениями, прошедших курс в подземном городе-госпитале. Их отдавали под опеку специально подобранным людям, и лечение продолжалось в нормальных условиях. Дю Броз познакомился с этой системой, работая психологом.
Бренн казался слегка смущенным. Он заметил эйфорию Камерона, но решил воздержаться от комментариев в присутствии Дю Броза и Лока.
— Взглянем на этого Эм-двести четвертого, — сказал он.
— Его данные секретны? — спросил Камерон.
— Это не мое дело. Не беспокойся, Военный Секретарь потом все тебе объяснит. Я должен просто показать тебе пациента. Мистер Лок, подождите, пожалуйста, здесь…
Тот кивнул и уселся в кресло, а Бренн вывел Камерона и Дю Броза в холодный коридор, залитый мягким светом.
— Это мой собственный пациент. Никто, кроме меня, его не навещает, если не считать двух санитаров. Разумеется, он под постоянным присмотром.
— Агрессивен?
— Нет, — ответил Бренн. — Это… собственно, это не моя специализация. Этот человек… — Он повернул ключ в замке. — Сюда. У этого человека бывают галлюцинации. Это был бы совершенно обычный случай, если бы не одна деталь.
Камерон кашлянул.
— И каков же диагноз?
— Мы подозреваем паранойю. Он принял другую личность. Довольно… гмм… экзальтированную.
— Христос?
— Нет. Пациентов, называющих себя Христами, у нас много. Эм-двести четвертый уверяет, что он Магомет.
— Симптомы?
— Пассивен, его приходится кормить внутривенно. Понимаешь, он Магомет после смерти Магомета.
— Старая песня, — прокомментировал Камерон. — Возврат в материнское лоно… бегство от действительности.
— В какой он обычно позе? — спросил Дю Броз, и Бренн одобрительно кивнул.
— Вот именно. Он не принимает позу плода. Лежит на спине, ноги выпрямлены, руки скрещены на груди. Неконтактен. Глаза постоянно закрыты. — Невропатолог повернул ключ в замке очередной двери. — Мы держим его в изоляторе. Санитар!
Они вошли в палату, где их приветствовал плотный рыжеволосый мужчина. В углу стоял небольшой столик; оборудование для внутривенного кормления находилось под стеклянным колпаком, а в противоположной стене виднелась пластиковая дверь с прозрачными стеклами. Санитар указал на эту дверь.
— Пациент на обследовании, сэр.
— Там какой-то технарь, — обратился Бренн к Камерону. — Ничего общего с медициной. Кажется, физик.
Дю Броз уставился на шестиступенную стремянку, совершенно не подходившую к стерильной палате. Пластиковая дверь открылась, из нее выскочил взъерошенный человечек, посмотрел на них сквозь толстые стекла очков, после чего со словами: «Вот что мне нужно» схватил стремянку и исчез.
— Ну, хорошо, — сказал Бренн. — Взглянем на него. Соседнее помещение оказалось изолятором, но достаточно комфортабельным. Кровать отодвинули от стены, на полу стояли приборы, а физик как раз толкал стремянку к постели.
Эм-двести четвертый лежал навзничь с руками, сложенными на груди и закрытыми глазами, а его изборожденное морщинами лицо было идеально пустым, ничего не выражало. Точнее, он не лежал на кровати, а висел в воздухе, метрах в полутора над ней.
Дю Броз машинально поискал взглядом веревки, хотя знал, что здесь не место подобным фокусам. Веревок, конечно же, не было. Не было под Эм-двести четвертым ни стекла, ни пластика. Он… левитировал.
— Ну, что скажете? — спросил Бренн.
— Гроб Магомета… подвешенный между небом и землей, — пробормотал Камерон. — Как это сделано, Бренн?
Доктор тронул усы.
— Это не моя специальность. Мы проводили самые обычные исследования: морфология, анализ мочи, электрокардиограмма, обмен веществ… и здорово с ним намучились. Он поморщился. — Пришлось привязывать его ремнями к кровати, чтобы сделать рентген. Он… висит в воздухе!
Физик, балансируя на стремянке, проделывал таинственные манипуляции с проводами и зондами. Потом сдавленно вскрикнул. Дю Броз следил, как физик медленно перемещает взад-вперед какой-то прибор.
— Это бессмысленно, — выдавал он.
— Он здесь со вчерашнего утра, — сказал Бренн. — Его нашли в лаборатории, он висел в воздухе. Уже тогда он вел себя странно, но еще разговаривал. Тогда он и сказал, будто является Магометом, а спустя полчаса перестал реагировать на окружающее.
— Как вы его сюда доставили? — спросил Дю Броз.
— Так же, как доставили бы воздушный шар, — ответил доктор, дергая кончик уса. — Его можно перемещать куда угодно, но если отпустить, он вновь взмывает вверх.