Планета стеклянных дождей
Шрифт:
Она сжала мои руки, не обращая внимания на громкое хмыканье Сеза.
— Конечно. Конечно.
К нежному прощанию обстановка совсем не располагала, поэтому я повернулся к ним и сказал:
— Коллеги, гхм… У меня нет слов для подобных случаев. Чёрт. Все это как-то нелепо и…
Вера отвлеклась от Текса и осуждающе посмотрела на меня, открыла было рот, но Сез опередил ее.
— Твою мать, Роди. Мы все вляпались тут по полной. Поэтому, давай без лишних рассусоливаний. Мы либо плывем в одной лодке, либо перегрызёмся, либо развязываем Текса и он нас всех пиу-пиу из своего пугача. И если старина Сез не возвращается
Он показал небольшой блестящий пистолет полковника. При этом лицо его было абсолютно серьёзным.
"Это не крисалис. Это он сам."
— Спасибо за пояснения, — пробормотал я и громче добавил: — Знаю, что это прозвучит неубедительно, но после, гхм, ревитала я все еще останусь собой.
Сонара подошла к Сезу и забрала у него оружие.
— Всё. Будет. Хорошо, — веско сказала она. — Правда, Роди. Каждый из нас уже решил что-то своё. А если и не решил, то… Разве у нас есть выбор? Иди. Мы справимся.
Она снова улыбнулась той кривой улыбкой.
Наплевав на Сеза, я подошёл к ней и обнял.
— Команда крисалиса должна состоять из пятерых, — шепнул я. Сон кивнула.
Искра удобно устроилась в небольшом углублении в основании черепа. Через прозрачный купол ревитала боковым зрением я видел их, стараясь удержать как можно дольше. Руки и ноги оплели удерживающие браслеты, к определённым точкам тела, извиваясь, поползли серебристые трубки. Свет ослепил…
…
Света стало много, как и было обещано. Он лился со всех сторон, но отчего-то не слепил. Он переливался и дробился в прозрачных, глянцевых и зеркальных поверхностях странного, застывшего и одновременно движущегося в этих потоках света, города. Я знал, что это город, забытый, знакомый.
Как же много я забыл! Я? Кто я? Хаотический перезвон внезапно обернулся смыслами. Я… понимал, понимал, но голова и сама звенела.
— Держись, человек. Не теряйся! Держись!
Я падал во тьму, из которой цветными размытыми пятнами на меня летели лица каких-то людей. Я изо всех сил цеплялся за них, как велел мне мучительно знакомый голос. Иногда он грохотал, иногда шептал, но всегда запрещал растворяться.
Перед калейдоскопом его памяти было трудно устоять. Он наполнял меня непередаваемым восторгом постижения тайн, в которые хотелось нырнуть глубже.
— Держись, человек! Не забывай!
Со звоном приходила далёкая боль, будто не моя, будто отголоски на краю сознания. Она дрожала красными бликами в гранях на периферии, но всё моё существо желало идти дальше, отвергая ее.
Я-он, он-я. Мы сменяли друг друга, открываясь и проникая вглубь. И как же он был огромен! И как я мал! И как я мог сомневаться в том, чтобы пустить его внутрь?
— Тише, тише, человек. Ещё не время…
…
Свет. Свет. Обеспокоенное лицо. Я его знаю.
— В…Вера? — голос тоже знакомый и вроде даже мой.
— Наконец-то! Нет-нет, не вставай, лежи. Хоуп сказала, что тебе нужно некоторое время полежать.
Я вспомнил, воспоминание вернулось головной болью и покалываниями во всем теле.
— Вера, сколько… —
— Долгих двадцать девять дней, — отозвалась она. — Хоуп подбирала оптимальные варианты, чтобы меньше травмировать ткани. Пришлось повозиться.
Я услышал какое-то шуршание и несмотря на предупреждение сел. Тело ощущалось очень странно. Шуршание исходило от меня при движении. Я замер, внезапно мне стало страшно вытянуть руки и посмотреть на них.
— Что я теперь такое?
Вера усмехнулась.
— Ты всё ещё выглядишь как человек, если тебя это интересует. Несколько… эээ, необычный, но вполне антропоморфный. Только вот… — она разглядывала меня, — ещё одна пара щупалец…
Я вскочил, вокруг все зазвенело. Женщина поймала меня, и вовремя, а то я бы упал.
— Шучу я! — засмеялась она. — Нет никаких лишних щупалец, только те, которые были. Но потяжелел ты изрядно.
— Вера… — я поднес руку к лицу и замер. Кожа, если это можно было назвать кожей, слегка поблескивала мелкими гексагонами. Но это не были отдельные элементы как чешуйки, нет, это был сплошной покров. Я покрутил руку и так сяк, наблюдая как свет отражается в ней. Она была полупрозрачной, что я видел геометрический рисунок сосудов, мельком удивившись, а течет ли там все еще кровь.
— Ну-ну, кристаллический человек в шоке, — прокомментировала Вера. — Привыкнешь. Я же привыкла. Хоуп, и что делать с этим непоседой?
— С пробуждением, доктор Мус, — ровно включилась Хоуп. — Добро пожаловать на борт, Скользящий.
…
Покалывание в пальцах, почти привычное, но все еще волнующе-странное. Я закрыл глаза, это просто надо принять, то, что я говорю себе каждый день, по многу раз в день на самом деле.
И не всегда понятно, где заканчивается Родерик Мус, а где начинается Скользящий Сквозь. И кто из нас убеждает себя, что все в порядке? Наверное, то один, то другой. Наши воспоминания и разум причудливо переплетаются и совсем скоро слияние должно стать полным. Единственное, что беспокоит Роди, это окончательная потеря себя как личности. Иногда нас всё еще двое и я разговариваю сам с собой.
Покалывание в пальцах усиливается, нет нужды открывать глаза, Хоуп и так покажет мне состояние станции, постепенно обрастающей внутри и снаружи новой опалитовой оболочкой. Но момент слияния с искином-крисалисом всегда некомфортен для я-Роди, это все еще оглушает и ослепляет его-меня на несколько секунд.
Скользящий во мне говорит, что для управления крисалисом необходимо преодолеть эту заминку. Еще более сложное ощущение — это открытость Хоуп. Оно больше, чем интимность, ведь я "вижу" ее изнутри, целиком, Скользящий понимает, что именно происходит в той или иной части будущего ковчега, для него нет тайн в функционировании механизмов и их преобразования в процессе частичной кристаллизации.
…
— Ну что ты, Род! Конечно мы его кормили и обращались вполне приемлемо! По сути мало что изменилось, просто Хоуп заблокировала двери в его келью. А, ну и Сез срезал браслет.
Последнее прозвучало с оттенком вины, и я воспротивился тому, чтобы тоже ей поддаться.
Сонара теперь чаще смотрела на меня, очевидно пытаясь осознать изменения. Вот и сейчас я не мог выдержать ее испытующего взгляда.
— Он сильно взбесился, когда понял, что взаперти и искин не подчиняется?