Планета
Шрифт:
– Лионель, а матч судить будет Шрек, и у "Славии" играть будут "Пепи" Бицан и Антонин Пуч. Рубка будет о-го-го, - донеслось до лётчиков.
Фанаты футбола из команды Вацлава тут же побежали покупать билеты...
После службы и футбола, ничья 5:5, Любош потащил всех в польский кабачок "13 стульев"; там было дешёвое пиво и вкуснейшая краковская колбаса. И там же коммунист Любош устроил им политинформацию о текущем моменте и по бумажке:
– ... овсы и горох подешевели, пшеницу привезли из Ростова, капиталисты открыли свои заводы и фабрики, правительство
– Любош хватит. Пан майор, лучше спойте.
Зденек, под шумок, притащил гитару из оркестрика кабачка. А Вацлав смотрел на сногсшибательную дамочку куртуазного обличия. Просьба Зденека была в тему. Вацлав спел. Последнюю песню он пел и удивлялся про себя, откуда он знает слова и ноты этого хита (пел он песню Джо Дассена Et si tu n'existais pas). А потом....
– А чей это орден, пан майор?
– от вумен. Вацлав объяснил. Лицо незнакомки приняло томно-решительный облик.
– О, а ты - брутальный тип, "мсье смертоносная бабочка". Поехали ко мне, я на машине.
Незнакомку звали Эммануэль Валентайн.
Да и потом, остальные леди сначала спрашивали о советском ордене, а потом говорили, что они на машине. И Вацлав безмятежно "порхал" по Новой Праге...
Только через неделю после "попадаловского прилёта" экипаж Вацлава поднялся в воздух. Позарез нужны были фотоснимки Новой Праги для картографического отдела Генштаба ВС ЧСР.
Из заведения мадам Дран, мы возвращались в четвёртом часу; дорвались до свежатинки, господа! Оставили лялям двести рублей ассигнациями и не жалели.
– Чёртово шампанское, Борн, расплатись, а я....
– гуднул Борисов побежал в кустики.
Расплатился и медленно пошёл к парадному "Астории". 'И была нега, и должен быть сон'. И сон бесцеремонно отодвинули. Из сумрака вышли четверо тёмных. Двое с дубинами, и двое с засунутыми во внутренние карманы пиджаков правыми ладонями.
– Добро гони, обтёрханный. Чемоданчик давай, по-тихому, - так вот, по-простому, изрек мне невысокий крепыш.
А чемоданчик имел секрет. Если нажать на большую кнопку, он открывался и падал вниз, а в руках у меня оказался МП-38, готовый к стрельбе. Тах-тах-тах. Три пули полетело в "бандито". Двое со стонами упали, двое с очень сумрачными лицами и раскрытыми ртами, с ужасом смотрели на немецкую машинку смерти.
– Дубьё на землю. Лечь!
– скомандовал, и из кустов, мне на помощь, вылетел Борисов с пистолетом.
– Борисов, следи!
– и, уходя рывками влево, ринулся в сумрак.
"Подстрахуй, братуху" - не имелось в наличии, на моё счастье. Рыскал по полумраку зря. Окликнул Борисова и вышел из сумрака. Охраняемых тёмных стало пятеро.
– Это, кто?
– Да вот, Борн, какой-то
– ...эта, Ромыч, сунь ПП на место.
Прибежали, дующие в свистки, трое городовых.
– Господа, кто стрелял? И зачем? Фух-фух.
– отдуваясь, спросил самый мордатый из них.
– Я. Что бы в меня не стрельнули. И вот наши документы.
Урядники посмотрели ксивы и раненых в правую руку двух грабителей. Перед этим Борисов выудил из их карманов два "Нагана".
У меня начался отходняк. Выглянул бледный портье, и оказался шустрым малым. Увидел нас и городовых, мигом успокоился. Вызвал криминалистов, принёс водки и сдал "Саида":
– Вчера приняли это мурло, и машинами вашими интересовался-с.
Борисов поперхнулся и разлил "снадобье", покашлял и сказал: - Борн, по краю прошёл. Поставлю, мля, свечку Николаю-угоднику.
– Водки выпей...
А потом ржали как кони, когда приехавший здешний "комиссар Мегре" представился поручиком Шараповым. Шарапов не обиделся. Он быстро провёл дознание. Расколол, вначале, 'Саида'. Мы удивились. Нападавшие оказались эсерами, почему они пошли на грабёж нас, выяснить, сразу не удалось, но "Саид" дал один адресок. Шарапов рванул туда.
С Борисовым смотрели на это дело, не говоря ни слова.
'Одеты, как работные люди, а лица интеллигентные. Вон тот молоденький, как вообще додумался на экс пойти. Захерачат им срок за разбой плюс статья за экстремизм, и поедут лес валить. Эх'.
Николаич тоже с состраданием смотрел на эсеров. Те, увидев, что 'буржуи' на них сочувственно смотрят, всполошились, не понимая факт нашего сочувствия. Переглянулись и со злостью смотреть на нас стали. И раздрай у нас наступил. Теперь нам стали непонятны их взгляды. Борисов, что-то под нос стал бормотать, а нападавших отправили в каземат.
Поднялись в номера. Сонные постояльцы, недобро, проводили нас ...кривыми взглядами.
Заснул я сразу, спал крепко, а утром раздался требовательный стук в дверь моего номера. "Ролекс" показывал четверть десятого. Подумал, что это Борисов, открывая дверь. Но вместо Борисова доминировал на весь этаж, какой-то военный чин.
– Вы, Борн Роман Михайлович?
– кивнул.
– Штабс-ротмистр жандармерии Шелестов. Собирайтесь, вас ждёт мой начальник - полковник Муравьев.
– Это, что - арест?
– Нет, скорее беседа, - куртуазно запудрил мне мозги штабс-ротмистр.
– Заходите, господин ротмистр, - идущий по коридору половой, со значительным интересом глядел на мои красные шёлковые трусы. Шелестов, молча и внимательно, тоже рассматривал всё, что я делаю. Одевался я долго.
– Давайте, господин ротмистр, поедем на моей машине. Вы, не против?
– Как скажите, господин Борн, - учтиво отозвался офицер...
Доехали до управления на Никольской улице, и вошли без очереди к полковнику в кабинет. Полковник Муравьев, оказался моложавым брюнетом за сорок с пронзительными синими глазами, он меня минуты две разглядывал.