Шрифт:
Глава 1. Погружение в мир Пластауна
Уддард не имел понятия о своём Создателе, равно как и о том, от какой такой вселенской обиды, испепеляющей злости, мрачного юмора, он был слеплен вот таким… Вовсе не таким, как другие, разительно непохожим на весь тот народец, с которым он жил в этом загадочном оазисе замкнутой биосистемы. Не самостоятельно закрытой, но регулируемой извне её Создателями – высшими существами, хозяевами, богами, если так будет угодно.
Что ж, во всяком случае, эти боги были вовсе не сгустками какого-нибудь эфира и не вымыслами многовековых религий – эти боги были реальными, осязаемыми и живыми. Их, наверное, можно было бы и потрогать, только вот жителям мирка подобная блажь была недоступна даже при самом диком и страстном желании. По крайне мере таких случаев Уддард не знал. Да, конечно, баек и фантазий от соплеменников Пластауна за долгие годы было слышимо-переслышимо уже немалое количество раз, во всевозможных формах, но каждая новая история таила в себе квинтэссенцию выдумок очередного рассказчика, с уникальным, ему лишь только свойственным фантазийным ДНК. И если бы мудрый слушатель положил на тарелку суда несколько схожих историй о Создателях, он непременно уличил бы всех этих рассказчиков во лжи. Истинная же правда заключалась в том, что никто из пластаунцев правду на самом деле не ведал.
Несмотря на это, от незримых Создателей шло реальное физическое активное вмешательство в жизнь этого террариума и установка своих в нём порядков.
В школах преподавались истины Создателей, в судах вершился Создательский указ. В книгах, изданных Создателями для пластаунцев, описывались явления сотворения и оживления пластилиновых существ, правда без какого-либо учёного объяснения.
Уддард многое слышал об Оживителе, ведь его сок когда-то наполнил жизнью и его собственное неудачное тело сразу после мёртворождения из неорганики, превратив мягкое и податливое уродство, в упругую и статичную живую плоть.
Никто не знал, как устроен Оживитель и никогда не видел Его работы своими глазами, а пластилиновых младенцев доставляли в Пластаун уже оживленными. Его изображали в учебниках в образе божества. И все свято верили, что он и есть сам Господь Бог и отец всего сущего. Всего сущего, кроме самих Создателей и их собственного мира, ведь все знали, что их тела рождались изначально живыми, а у истоков их мира стояли иные более властные невообразимые боги. В любом исходе ситуации, всё это ставило Создателей выше пластаунцев.
В книгах Пластауна были заключены лишь некоторые теософские понятия обожествления Оживителя. Этого «вдохновителя жизни», без описания источников Его происхождения. Становления Его на ступень сразу же после Создателей, оставляя за собой лишь малое преимущество перед Великим Прессариумом – обителью Великого правосудия…
Идеология этого мирка заставляла жителей Пластауна самозабвенно поклоняться Создателям, Оживителю, а также Великому Прессариуму, почитать их, возводить прекрасные песни в их честь, строить и посещать храмы, благоговейно молчать и никогда, ни при каких обстоятельствах не ставить свою волю выше воли этих богов. Не нарушать законов, не богохульничать, не убивать, а содрогаться от священного трепета перед Великими и Ужасными Богами…
Уддард никогда не испытывал никакого искреннего благоговения перед теми, кто создал его пристанищем боли, страданий и бесконечного унижения. Он ходил в храмы и читал требуемую законом осведомительную литературу только затем, чтобы не быть арестованным и не испытывать на собственной шкуре, что из себя представляет Великий Прессариум – самое страшное, таинственное и суровое место наказания для нарушителей, уклонителей и дивергентов.
У себя в голове Уддард ненавидел Оживитель и ненавидел своего Создателя за ту злую шутку, что они оба с ним сотворили. Зачем нужно было вдыхать жизнь в, жалкого вида, пластилинувую плоть, которую стоило просто раздавить кулаком после изготовления. Тогда он бы ещё ничего не понял и не почувствовал, теперь же он был охвачен страхом смерти, хотя и помышлял время от времени о Великом Прессариуме. Попасть туда было бы не сложно даже при небольших стараниях, но Великий Страх был вмещен в него вместе с душой, если она, конечно, существовала. Такова была плата за жизнь, дарованную Оживителем.
О Великом Прессариуме очень много говорили, детей часто пугали Им за малейшую шалость, с юных лет укореняя в них, – будущих жителях Пластауна, дикий животный страх перед любой провинностью, угрожающей породить нечто разрушительное для устоявшегося мирка.
Мрачное невысокое здание Великого Прессариума, из которого тянулись вверх, исчезая в матовом стеклянном небе, какие-то ужасные чёрные трубы, словно демонстрировало оголённые сосуды вырванного сердца всё ещё живого гиганта, который продолжает свою жизнь, за счёт «поглощения крови» посмертно наказанных пластаунцев.
Все боялись это здание, стараясь обходить его стороной, а в случае острой необходимости пробегали мимо него как можно скорее, слушая бешеный ритм собственного сердца, казалось, обгоняющий неслышимые шаги Прессариума за спиной, будто тянущегося за путником безжалостными стальными руками, стремясь поглотить его, выпотрошить из него все его грехи. И от этого ощущения, налетая словно вихрем, будоражили кожу вдоль спины мурашки, а под ложечкой до боли невыносимо сжималось всё живое.
Все были охвачены безостановочным страхом, но никто не знал, что происходит за стенами этого молчаливого здания с осуждёнными на смерть, потому что живым оттуда никто не возвращался и расспрашивать было уже некого. Однако неизвестность всегда пугает куда сильнее, и этим её свойством прекрасно пользовались Создатели.
Об исполнениях приговоров в здании Великого Прессариума, помимо Создателей, знали только исполнители-пластаунцы, «палачи», которые сами же и рисковали быть брошенными в лапы страшного зверя, в случае, если решат вдруг кому потрепаться о происходящем внутри.
Единственное, о чём жители были осведомлены, так это о том, что в Прессариум свозились все умершие, причём и животные тоже, а вот что с ними там делалось, об этом не сообщалось никому. Практика похорон в городе не разрешалась, на пямять оставались лишь портреты и фотографии.
Что касается книг, книги лишь пугали неопределёнными очертаниями наказаний и вселяли порой безосновательный страх, ведь самый совестливый пластаунец был живой, а значит переменчивой материей. В первую очередь материей ментальной, думающей и оценивающей. Это-то и таило в себе скрытую опасность, которую планировалось блокировать ещё в зародыше. На корню обрубать любые проростки самоценности личности.
Глава 2. Истинный монстр
<