ПЛАСТУНЫ

Срибный Игорь Леонидович

– Вот и отвоевался казак Антип Синица. Молод был и смел, а только смерть свою чувствовал… Эх, не надо было его брать с собой – тяжело выдавливая из себя слова промолвил Заруба.

– Да ты что, Гнат! – возмутился Лысогорко. – К нему ж кони шли, как пчелы на мед! Мы-то и взяли его с собой, чтоб он табун собрал! Ну, прибрал его Господь раньше, по-своему решил судьбу казака, что ж теперь делать? Славно ведь – в бою погиб Антип, как и подобает казаку.

–

Вот так же я и брата своего – Сидора Байдужего когда-то на верную смерть послал, - скрипнул зубами Гнат.

– Да ну тебя к бису, Гнат! Не ты послал, а воля атаманская, да военная необходимость, жестокая, но справедливая. Потому, что гибель одного зачастую сотню казаков от неминуемой смерти спасает! Шо я тебе тут проповеди читаю, як малому дитяти, ты атаман, так давай командуй!

– Все это я умом понимаю, а душа не принимает никаких оправданий да объяснений.

Огнем горит! Вот и волчью повадку обрел я на войне, и людей убил бессчетно, а как свово кого теряю, ну просто рвется на части душа! Как я теперь в глаза его брату Лукьяну смотреть буду?

– Да так и будешь, как раньше глядел! А то Лукьян не розумиет, что казака смерть под любым кустом подстерегает.

Гнат вдруг резко подавил вспышку душевной боли, и уже почти ровным голосом сказал:

– Ладно, закончили поминки… Упокой, Господи, душу казака Антипа Синицы, - Гнат широко перекрестился и глубоко, в пояс, поклонившись, вдруг буркнул: - Пошли коней искать.

Табун «водяных псов» нашли они не сразу. Если бы не начало светать, в мутном мареве тумана с мелкой моросью дождя, они бы прошли мимо этого распадка, не заметив табуна. И лишь тяжелый ненастный рассвет позволил пластунам узреть торчащие из низко стелющегося пласта тумана конские головы.

Дикие горские кони не шли ни какую приваду – ни на сахар, ни на яблоко, ни на торбу с овсом. При малейшем приближении пластунов, сразу рысили на несколько шагов в сторону и продолжали хрустеть травой, вымахавшей в распадке почти в рост человека.

Коней пришлось арканить и вязать крепкими сыромятными ремнями по трое в ряд. Таким образом, с трудом удалось собрать всего шестнадцать лошадей из более чем полусотенного табуна. Остальные разбрелись по дальним углам, а времени до полного рассвета оставалось в обрез – нужно было быстро уходить, чтоб не нарваться на крупные силы горцев, рыскающих по горам в поисках казачьих дозоров.

Под седлом кони, почувствовав крепкую руку и строгий нрав седоков, сразу успокоились и повели себя справно, хотя было видно, что им никогда не приходилось ходить в строю.

Навьючив на лошадей добычу и крепко увязав поперек седла тело Антипки, пластуны отправились в обратный путь, когда стало уже почти светло. Но до кошары, уже знакомым путем, добрались быстро и без приключений.

«Теперь,- подумал Гнат, - если в каждую повозку запрячь по два коня, появлялась возможность даже в такую распутицу отправить в базовый лагерь хотя бы тяжело раненных казаков и егерей и тело Антипа Синицы».

Не теряя времени, пластуны вместе с суетливым лекарем, стали готовить раненных к отправке. Очень кстати оказался добытый в лагере психадзе брезент, которым пришлось устилать вновь связанные из сухого камыша маты, а насквозь промокшие тюфяки выбрасывать. Пришлось на некоторых повозках перетягивать и прохудившиеся и пропускающие влагу пологи.

Наконец, все было готово, и раненные, уложенные в повозки по трое в ряд и закутанные в теплые бурки, воспрянули духом.

Для охраны обоза Зарубе пришлось отрядить десять пластунов, посадив возницами легко раненных, и теперь в отряде оставалось совсем мало людей, а раненных все еще оставалось в кошаре около сотни.

8. ШТУРМ

В ночь штурма задул устойчивый восточный ветер, бросая охапки дождя на лагерь горцев.

Шамхала это обрадовало: «Ветер будет относить звуки, когда воины начнут растаскивать завал». И как только стемнело, горцы тут же стали вязать хлысты деревьев к постромкам и разбирать завал.

Работа оказалась не такой легкой, как думалось шамхалу и его амирам. Ноги лошадей, вынужденных растаскивать тяжелые, перепутавшиеся ветвями и корневищами стволы деревьев, разъезжались в непролазной грязи, они в страшном напряжении своих лошадиных сил рвали постромки и крепкие ременные веревки, и очень медленно сдвигали стволы в стороны, освобождая проход. На этот неимоверный труд ушло почти все ночное время. Но шамхал решил не отменять штурм, хотя русские наверняка и видели, и слышали расчистку завала, и теперь уж точно ожидали нападения горцев.

Шамхал хотел послать вперед хиджретов, но их амир Караташ, объяснил ему, что в этом месиве, которое устроили рабочие лошади, расчищая завал, его боевые кони просто завязнут, поскольку обучены скакать, а не месить глину.

И тогда шамхал вынужден был отправить первыми в бой своих личных нукеров, потому что первый успех был важен и, уже не приходилось жалеть даже собственную армию.