Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
(Тихий смех).
– Почему?!
– По многим причинам, о которых мы еще не ЗНАЕМ, но чувствуем оба. Я прав?
– Да.
– Так вот, теперь ты наконец успокоилась, ты перестала чувствовать острую боль. Для этого всегда требуется девять дней, ровно девять - чтобы перерезать невидимые путы, связующие каждое существо с этой землей, с этим небом, со стихиями... и уйти в другие... Пока нас слишком помнят, нам нет свободы. Пока о нас ЗДЕСЬ слишком скорбят, нет нам покоя. Вспомни об обычаях старины, когда на тризне не рыдали, а пели и веселились. Многое теряем мы, когда забываем привычки своих прежних тел, движения своего
– Ты вернешься?
– А я никуда и никогда не уходил. Просто ты меня не помнишь. И разговор этот не вспомнишь, когда я замолчу...
– Я пытаюсь. Что я должна сделать, чтобы не забыть?!
– Ничего. Не старайся. Оно либо придет само, либо... не придет вообще...
– голос ее затих.
– Спи, малыш...
Рената медленно засыпала.
**************************************************************************************
– Уже знаешь, что происходит с акциями? Это издевательство, - были первые слова Константина Геннадьевича, когда он вышел возле роскошного особняка Виктора Николаевича Рушинского (в отличие от того же Скорпиона, второй челябинский босс концерна "Саламандра ин файр" любил пошиковать по полной программе).
Рушинский методично отжимался на газоне. В ответ на появление компаньона он поднялся на ноги и измерил пульс.
– Ну, что ж поделать... Расшевелили этот улей, что теперь жаловаться на укусы...
– он несколько раз глубоко вдохнул, выполняя какое-то упражнение из дыхательной йоги.
– Идем. Тебя сына твой ждет - не дождется.
– Андрей?!
– Константин Геннадьевич сунул руки в карманы утепленного плаща и проследовал за хозяином в дом.
Скорпион-младший уже успел восстановить силы, порядком истощенные за две недели беспрерывной погони. Обратную операцию на лице он делать не стал, но, придя в норму за последние девять дней, и без того все меньше и меньше походил на своего измотанного "двойника". Он сидел у телевизора и невозмутимо созерцал последний штатовский блокбастер с погонями, убийствами, кетчупом, брызжущим во все стороны, и прочим, и прочим.
– Ты бы хоть раз брякнул мне, что ли...
– развел руками Константин Геннадьевич и снял плащ.
Андрей вытащил из нагрудного кармана пиджака "мобильник" и набрал номер. Почти тут же завопил сотовый у отца. Тот в изумлении посмотрел на сына, не в состоянии привыкнуть к его дурацким шуточкам.
– Почему не снимаешь трубку? Или абонент временно не доступен?
– Андрей снова сел, сочтя вероятно, что сыновний долг он уже исполнил, поприветствовав папу вставанием, и закинул ногу на ногу.
– Рушинский - кстати, ты его встретил?..
– хочет, чтобы я довел это дело до конца. Восстановил данные, испорченные этими паскудами...
– А чтобы ты перестрелял всех ребят Котова, он не хочет?
– Нет, не хочу, - раздался голос в дверях.
Обтираясь широким полотенцем, в комнату вошел Виктор Николаевич. Лысина его блестела. В отсутствие очков он близоруко щурился, чтобы не упустить ни единой детали в поведении собеседников.
– И то радует... Где сейчас Стас?
– В Германии. Он уже в курсе событий... Я вызвал твоего Андрюшу, чтобы он довел дело до ума...
– Неужто там кто-то остался в живых?
– усомнился Константин.
– Это после Андрюхи-то?..
Андрей отвернулся, делая вид, что его внезапно очень заинтересовал фонтанчик в центре зала.
– Андрюха твой бабу пожалел, в благородство сыграл. Может, оно и хорошо, да только иногда это боком выходит. Вот и нам оно так вышло. Телохранитель приковылял к нему, "аки агнец жертвенный", дискету вернул... зараженную... Пес поганый. Зря он его сразу прикончил, за такое... Ну, хрен с ним...
Скорпиону-младшему совсем не нравилось, что Рушинский говорит о нем в его же присутствии так, словно самого Андрея здесь не было. Впрочем, ни для кого из них не представляла большого секрета неприязнь молодого Скорпиончика к компаньонам отца.
– Ну так что же вы мне сразу не позвонили? Я сижу, думаю все в порядке, где сына взялся сделать работу, там будет все ОК...
– А что бы ты сделал в своем Нью-Йорке? Все умы, Костя, у нас сидят. У нас! Как ни выкаблучивайся. У нас! И только наши могут со всем этим дерьмом расправиться... А в данном случае, Костя - только сам изобретатель этого вируса, этот ваш длинный "потомок Давида"...
– Ты сразу говори, чей облик теперь придется принять Андрюхе? Не мелочись.
– Да, Америка никому на пользу не идет, Константин... Ты не смотри больше фильмов заморских, серьезно тебе говорю... Ладно, а теперь серьезно. Есть у меня несколько вариантов того, чем можно позатыкать дыры, так сказать, в "бюджете" концерна... Садитесь, не стесняйтесь...
– Носом чую: это добавит нам всем седых волос, - заметил совершенно седой Константин Геннадьевич.
– А ты, Андрюшенька-душенька, ночным рейсом - в Одессу. Разыщи там наших покойничков...
Андрей нахмурился. Снова затеяли какую-то каверзу, но его участие в ней не предусмотрено. Скорее всего, его сделают "зиц-председателем", как и во многом, о чем Андрей даже не догадывался, но что подозревал и чувствовал всеми фибрами души. Роль палача от "саламандр" ему надоела, как застарелая болезнь. Да, хорошо: он спокойно относится к смерти - и к чужой, и, если не повезет - к своей собственной. Но лучше, конечно, к чужой. С ним не может ничего такого произойти. Он - неуязвим и неуничтожим.
**************************************************************************************
"Ну вот, сейчас она меня поцелует - и всё будет как всегда"...
– со скучающим видом подумал Влад, когда Надя притормозила автомобиль у бордюра на площади перед аэропортом.
Предчувствия его не обманули: Надя с хозяйским видом повернулась к нему и смачно, как в мелодрамах, чмокнула его в губы:
– Счастливо долететь, Ромальцев, - сказала она, тут же поправляя испорченный макияж.
– Позвони, как доберешься...
Влад бросил взгляд на ее ладную фигуру, на отросшие с прошлогодней встречи волосы платинового цвета, на лицо, скрытое под маской различных косметических и парфюмерных ухищрений.
– Счастливо оставаться, Эсперанца!
– нагнувшись к окошку, он изобразил беззаботную улыбку, а затем захлопнул дверцу и больше уже ни разу не оглянулся.
В N-ске крупными хлопьями валил пушистый снег. На газонах, крышах, деревьях он лежал, никем не тронутый, сияя ослепительной зернистой белизной. Наде это зрелище было привычным, а вот Ромальцева всегда настораживали огромные снежные шапки на подоконниках и козырьках подъездов; иногда он не узнавал тех мест, в которых они частенько бывали летом. Раньше они даже спорили с Надей на эту тему. Раньше... когда ему все это было интересно... А как давно это было...