Плата за страх
Шрифт:
— Ты хочешь сказать — увязнем?
— Наверняка.
— О дьявольщина! Будь проклято все на свете! Надо же было нам вляпаться в эту вонючую западню.
Конечно, проехать воронку с одного захода намного труднее. Надо заранее выучить на память уже не тридцать метров, а три раза по тридцать: спуск, дно и подъем. Выучить наизусть, вздохнуть поглубже, перекреститься и тронуться с места, чтобы через десять секунд обнаружить, что ты все забыл, через десять секунд, когда остановиться уже нельзя, когда нужно идти до конца, и если это конец — тем хуже! Один шанс из двух, что машина на подъеме застрянет; тогда дело
— Ну что ж… Значит, ничего другого не остается? Ты уверен, что дно такое слабое?
— Попробуй ногой. Если подпрыгнешь солдатиком — увязнешь.
Жерар топнул ногой. Башмак прилип, да так, что не оторвать! Н-да, дело ясное…
— Но ведь только что дно было твердое! Что же стряслось с этой проклятой сортирной дырой?
Джонни пощупал песок в том месте, где нога Штурмера оставила глубокий след. Потом поднес руку к носу, понюхал.
— Нефть.
— Что?
— Понюхай сам…
Да, он не ошибся: отвратительный приторно-сладкий запах нефти ни с чем не спутаешь. Что можно было сказать? Проклинай бога, не проклинай — не поможет. Жерар и Джонни молчали.
Ветер стал еще свежее. Первым вздрогнул от озноба Штурмер. Ладно, зато хоть на время они отдохнут от жары. Он отступил на несколько шагов, продолжая мысленно фотографировать дорогу. Затем вернулся к Джонни.
— Наверно, в один из нефтепроводов у дороги попал осколок, и он потек. Учитывая скорость, с какой двенадцать насосов гонят нефть, поддерживая в трубе давление, нам осталось всего полчаса. Потом эта яма превратится в резервуар для нефти. Поехали!
— Ты спятил! — взорвался Джонни. — Совсем рехнулся! Сумасшедший кретин, к тому же контуженый! В желтый дом тебе ехать…
— Послушай!
— Нет уж, извини. До сих пор тебя слушал, потому что сам я едва не блевал от страха, а ты держался за двоих, тут уж ничего не скажешь. Но теперь хватит! Я выхожу из игры. Потому что ты не герой, а шизофреник, буйнопомешанный и болван. Точка.
— Ну и что из того? До сих пор, как ты сам говоришь, ты не блистал геройством, но все же делал свое дело, хотя у тебя за спиной было достаточно взрывчатки, чтобы разнести все вокруг. А теперь, если верить твоим словам, какая-то утечка нефти заставляет тебя бросить карты. Так кто же из нас болван? Да еще куришь над нефтью, бьющей под давлением. Совсем перестал соображать? Если уж взялся, доводи дело до конца!
— Нефть меня не пугает. Но это — знамение.
— Что?
— Знамение.
Очевидно, это слово все ему объясняло. И ничего другого вытянуть из него было невозможно. Знамение…
— Ну ладно, нечего нам сидеть тут всю ночь… Вернее, то, что от нее осталось, от ночи… Будешь показывать мне дорогу. Понял?
Джонни посмотрел Жерару прямо в глаза.
— Вот что, Жерар. Мы с тобой были приятелями до этой идиотской ночи. До сих пор мы вдвоем могли плевать на все и на всех с высокой лестницы — помнишь? Но теперь все кончено.
— К чему ты клонишь? Рожай быстрее! — сказал Штурмер.
— Я снова поеду с тобой. Влезу в эту дыру, завязну в ней и утону вместе с тобой, выхлопные газы подожгут нефть, и мы изжаримся или взлетим на воздух, это ясно заранее. А если случайно проедем, то взорвемся чуть дальше, это уж наверняка. Я поеду, потому что
— Когда мне потребуется гадалка, я тебя позову. А теперь по местам.
Грузовик как бы присел на колесах, готовый влачить свой проклятый груз дальше. Штурмер еще раз посмотрел вперед, туда, где за ямой снова начиналась дорога. Глубоко вздохнув, он залпом вобрал в себя как можно больше ночного воздуха и левой ногой опустил педаль сцепления. Передние колеса примяли землю на краю склона, выдавливая ее валиком, потом перевалили через него, и грузовик, упираясь колесами, как упрямый мул, начал спускаться в воронку. Мотор удерживал его, работая на малых оборотах. О том, чтобы притронуться к сцеплению до начала подъема на той стороне, нечего было и говорить. Только чуть притормаживать…
— В господа бога! Так и есть!
Мотор заглох, колеса заторможены, а грузовик продолжает скользить, он съезжает, скользит, его сносит, как судно, потерявшее управление, ставит поперек склона…
Жерар в отчаянии надавил на стартер, мотор взвыл, и сразу оглушительный рев стихает, колеса грузовика начинают медленно вращаться, как раз в тот момент, когда сцепление выжато, педаль газа касается пола и когда грузовик почти останавливался. Руль в руках Жерара описал два торопливых полукруга. Теперь передние колеса вцепились в жирную землю. Все стало на свои места.
Впереди в белом свете фар, словно зловещая марионетка, дергался Джонни, шлепал по нефтяной грязи, широкими жестами в пустоте звал, манил, увлекал за собой машину. Жерар, оставаясь на самой малой скорости, дал полный газ.
Мотор ревел. Клапаны метались как сумасшедшие, бились головами о своды цилиндров, набивали себе шишки и не имели даже времени почесаться. Шатуны ободряли их своим маслянистым пришептыванием. Сейчас шофер давал волю всей мощи, всей энергии, вложенной инженерами в эту сталь. И эта мощь мотора, многократно увеличенная шестернями коробки, передавалась через мосты колесам, которые неудержимо влекли грузовик со скоростью три километра в час по черному смрадному болоту, через озеро жидкой ночи, тяжело разбегающееся под колесами.
Джонни все отступает перед фарами. В невообразимой нефтяной грязи он скользит и спотыкается, как во сне, скользит и падает навзничь. Но это не сон, потому что он кричит и не может проснуться.
Высунув голову из маслянистой жижи, в которой барахтается его тело, он кричит и кричит. Грузовик неумолимо надвигается прямо на него. Жерар все видел, но не снимает ноги с педали, чтобы замедлить ход, — он должен выбраться! Переднее правое колесо приблизилось к ноге Джонни, вдавило его ступню в грязь, сразу уплотнившуюся от огромного давления. Джонни отбивается, кричит, ему кажется, что нога раздроблена, он воет, как перед смертью. Но Штурмер видит перед собой только верхнюю кромку подъема, который нужно преодолеть; он не обращает внимание на дергающуюся марионетку под колесами, раздавленную в грязи, — разве тут разберешь? Да и что можно сделать, если он должен пройти? Должен пройти!