Платить за все
Шрифт:
— Да, дорогая, — наконец подала голос и леди Кариеса, у которой был полусмущенный-полувызывающий вид. — Как и вы с Джеромом. Мы собираемся пожениться. Вчера вечером Мэтт сделал мне предложение, на которое я ответила согласием. Скоро мы сыграем свадьбу. В нашем возрасте нет смысла тянуть.
— Но как же с домом?
Леди Кариеса погрустнела, однако, похоже, не была сильно расстроена.
— Я понимаю, что это просто ужасно, и очень сочувствую тебе. Я знаю, как сильно ты была к нему привязана и как
Джером видел и чувствовал, что Бриджит с трудом скрывает огорчение и раздражение. Он-то отлично знал, что она старалась сохранить дом не столько для себя, сколько для матери!
— Кроме того, дом всего лишь дом, дорогая, — добавила леди Кариеса. — И он был застрахован на солидную сумму. Мэтт сказал, что я могу без промедления перебраться к нему. Видимо, я так и сделаю — сомневаюсь, что в наше время это кого-то смутит.
— Значит, драгоценности бабушки безвозвратно пропали?..
— Почему пропали? — удивилась леди Кариеса. — Все драгоценности моей матери лежат в банковском сейфе, разве я не говорила тебе? Джером посоветовал держать их в каком-нибудь надежном месте, если я не собираюсь носить их.
Джером не сомневался, что с леди Кариссой все будет в полном порядке, а вот относительно ее дочери у него такой уверенности не было. Бедняжка Бриджит все еще не может прийти в себя. В один день она потеряла и дом, и все свои иллюзии.
— Полагаю, Мэтт, нам лучше отвезти леди Кариесу и Бриджит к вам, предложил Джером. — Пока нам тут нечего делать. Я переговорю с полицией и выясню, когда мы сможем вернуться.
Жилище Мэтта откровенно изумило Бриджит и Джерома. Дом оказался довольно просторным и элегантным строением, с великолепным садом. За чаем с пирожными Мэтт признался, что не всегда был садовником. Он посвятил жизнь флоту, бороздил на торговых судах моря и океаны, а когда ему исполнился пятьдесят один год, списался на берег. Поскольку у Мэтта были золотые руки, он занялся садоводством — скорее из интереса, чем в поисках средств к существованию.
И видно было, что леди Кариеса не хочет ничего иного, как только выйти за него замуж — то ли из-за искренней привязанности, то ли ища защиты и безопасности.
Примерно через час Джером с облегчением убедился, что Бриджит несколько пришла в себя, хотя ясно было, что она куда больше, чем мать, переживает из-за дома. С лица ее все еще не сошла бледность, а в глазах стояло затравленное выражение.
Джером сомневался, что Бриджит пойдет на пользу дальнейшее пребывание рядом с матерью. Леди Кариеса решительно захлопнула дверь, за которой осталась и прежняя жизнь, и дом — она рассталась с ними и в мыслях, и в чувствах — и с несколько преувеличенным оптимизмом принялась обсуждать с Мэттом будущую совместную жизнь.
Джером подозревал, что таким образом
Зрелище оказалось куда хуже, чем он представлял. Массивные каменные стены превратились в руины, внутреннее убранство не сохранилось — все превратилось в пепел, а металлические предметы, расплавившись, обрели неузнаваемые очертания.
— Ох, Джером… — сдавленно прошептала Бриджит, когда они осторожно пробирались по пепелищу.
Но лишь подняв глаза к тому месту, где когда-то тянулась лестница, Бриджит неудержимо расплакалась. Джером, успокаивая, притянул ее к себе. Ей необходимо было выплакаться, излить горе.
Джером повез Бриджит к себе домой, поскольку не хотел, чтобы Бриджит возвращалась к Мэтту. Во всяком случае, не сегодня.
Всю дорогу Бриджит молчала. Войдя в дом, Джером сразу провел Бриджит в гостиную, налил ей виски и буквально втиснул стакан ей в руки.
— Не сердись на свою мать, Бриджит, — сказал он, когда стакан был пуст.
— Не буду. — Она вздохнула. — В самом деле.
Она всего лишь ведет себя, как и всегда вела.
Прячет голову в песок и надеется, что все наладится само собой. Но, может, так и будет. Мэтт — хороший и порядочный человек. И скорее всего с ним мама будет счастлива. Просто я чувствую себя такой одинокой… Даже не могу объяснить, в чем дело. От моей жизни ничего не осталось. Ни фотографий, ни сувениров. Ничего. Словно я и сама больше не существую.
— Не существуешь? Бриджит, любимая, да в тебе жизни больше, чем в ком бы то ни было! Ты входишь в комнату, и в ней сразу же становится и теплее, и светлее. Ты излучаешь такое обаяние, что ему невозможно не поддаться. Да ты сама жизнь! Кстати, я уверен, что ты напрасно оплакиваешь фотографии.
Наверняка кое-что хранится у твоих подруг. У родственников. У одноклассников.
Думаю, все они с удовольствием с тобой поделятся, любовь моя. А тем временем у меня есть для тебя небольшой сюрприз — нечто, после чего, надеюсь, ты почувствуешь себя куда лучше.
— Что?
— Один взгляд лучше тысячи слов.
Джером, загадочно улыбаясь, через холл провел Бриджит в заднюю часть дома к большой комнате, которая еще неделю назад была совершенно пуста.
Открыв дверь, он внимательно наблюдал за реакцией Бриджит. И Джером навсегда запомнил это мгновение, когда в долю секунды ее грустное осунувшееся лицо озарилось вспышкой счастья.
— Бабушкины вещи, — воскликнула Бриджит. — Ох, да я и забыла о них!
Джером, это потрясающий сюрприз!