Племянник чародея (с иллюстрациями)
Шрифт:
Поднялся радостный крик, слоны трубили, птицы хлопали крыльями, а королевская чета стояла торжественно и смущенно, и чем смущенней были они, тем благородней. Дигори еще кричал «Ура!», когда услышал глубокий голос:
– Глядите!
Толпа повернулась, и все издали удивленный, радостный вздох. Немного поодаль стояло прекраснейшее в мире дерево. Оно выросло тихо и быстро, словно подняли флаг на флагштоке, пока длилась коронация. Ветки его осеняли светом, а не тенью, ибо были усыпаны сверкающими, как звезды, серебристыми яблоками. Но прекрасней всего был запах, и, вдыхая его, никто уже не мог ни о чем другом думать.
– Сын
Все смотрели на дерево, а лев, сверкнув золотой гривой, повернулся к Дигори и Полли, заметив, что они о чем-то шепчутся.
– Что с вами, дети? – спросил он.
– Ой, Аслан, прости меня!.. – начал Дигори, густо краснея. – Я забыл сказать, она съела яблоко… – Он замялся, и Полли договорила за него; она гораздо меньше боялась показаться глупой.
– Вот мы и подумали, Аслан, – сказала она, – что тут какая-то ошибка. Колдунья не испугалась запаха.
– Почему ты так решила, дочь Евы? – спросил лев.
– Она же съела яблоко! – сказала Полли.
– Дорогая моя, – ответил лев, – потому она и боится дерева. Так бывает со всеми, кто сорвет плод не вовремя и не вовремя вкусит. Плод хорош, но он приносит благо только тогда, когда ты вправе его съесть.
– Вот как… – сказала Полли. – Значит, он ей не поможет? Она не будет жить вечно и не стареть?
– Будет, – сказал лев, печально качая головой. – Она получила то, что хотела: неистощимую силу и бесконечную жизнь, как богиня. Но для злых сердцем долгота дней – лишь долгота бед, и она уже поняла это. Каждый получает то, что хочет; не каждый этому рад.
– Я… я и сам чуть не съел яблоко, – признался Дигори. – Тогда бы и я …
– Да, сын мой, – сказал Аслан. – Яблоко непременно дает бессмертие и силу, но они не идут на пользу тому, кто сорвал его по своей воле. Если бы кто-нибудь посадил здесь то семя не по моему веленью, а сам, дерево охраняло бы Нарнию, но как? Нарния просто стала бы жестокой и сильной державой, вроде Чарна, а не доброй страной, какою я создал ее. Колдунья хотела, чтобы ты еще в одном нарушил мою волю, ты помнишь?
– Помню, – сказал Дигори. – Она подбивала меня взять яблоко для мамы.
– Оно бы вылечило твою маму, – сказал лев, – но пришел бы день, когда и ты, и она пожалели бы об этом и подумали, что лучше бы ей умереть теперь.
Дигори молчал, он молча плакал, утратив последнюю надежду, но знал, что лев говорит правду, на свете есть то, что страшнее смерти близких. Он плакал, пока не услышал тихий голос:
– Так было бы, сын мой, если бы ты поддался и сорвал яблоко. Будет – не так. В твоем мире нельзя жить вечно, но здоровым быть можно. Иди сюда. Сорви яблоко для мамы.
Дигори понял не сразу, а когда понял, медленно, словно во сне, подошел к дереву. Король и королева закричали «Ура!», а гномы и звери подхватили крик, когда он сорвал яблоко и положил в карман. Потом он вернулся ко льву.
– Можно, я пойду домой? – спросил он, забыв сказать «спасибо»; но Аслан его понял.
Глава 15.
О
– Когда я с вами, колец не надо, – сказал глубокий голос. Дети заморгали, огляделись – они опять были в Лесу-между-мирами, дядя спал на траве, Аслан стоял над ним.
– Пора вам в ваш мир, – сказал лев. – Только сперва я покажу вам две вещи, и вы запомните их.
Они посмотрели и увидели ямку в траве, сухую, без воды.
– Прошлый раз, – сказал лев, – это был пруд, через него вы попали в Чарн, где умирало солнце. Теперь пруда нет, нет и Чарна, словно его и не было. Пусть помнят об этом потомки Адама и Евы.
– Хорошо, Аслан, – сказали дети, а Полли спросила:
– Мы ведь еще не такие плохие, как они?
– Еще не такие, дочь Евы, – сказал лев. – Но с каждым столетьем все хуже. Очень может быть, что самые плохие из вас узнают тайну, опасную, как то заклятье. Скоро, очень скоро, раньше, чем вы состаритесь, в великих странах вашего мира будут править тираны, которым так же безразличны радость, милость и правда, как злой королеве. Смотрите в оба! От вас и от подобных вам зависит, долго ли они пробудут и много ли натворят. Это – предупреждение. А теперь – повеление: как можно скорее отнимите у дяди кольца и закопайте поглубже, чтобы никто их больше не трогал.
Дети глядели на льва, и вдруг лицо его стало сверкающим золотым диском, или золотым морем, в которое они погрузились, ощутив при этом такое блаженство и такую силу, что им показалось, будто они еще не знали счастья и мудрости, никогда не были хорошими и даже вообще не жили. Память об этом мгновеньи осталась с ними навек, и, пока они были вместе, одна мысль о дивном блаженстве смывала страх, раздражение и горечь; мало того – им казалось, что блаженство это – рядом, за дверью или за углом, и вот-вот вернется. А сейчас, почти сразу, все трое оказались в шумном и душном Лондоне. Дядя, естественно, проснулся.
Стояли они перед домом Кеттерли, и все было точно так же, только исчезли кэбмен, лошадь и колдунья. У фонарного столба не хватало железки; на мостовой лежал разбитый кэб; толпа еще не разошлась. Все занимались, главным образом, оглушенным полисменом, и то и дело слышалось: «Вроде, очнулся!..» – или: «Ну, как, получше?» – или: «Сейчас придет „Скорая помощь“».
«Вот это да! – подумал Дигори. – Здесь не прошло и секунды».
Многие удивлялись, где же великанша и лошадь. Детей не заметил никто – ни тогда, ни теперь. Дядю Эндрью никто бы и не мог узнать в таких лохмотьях и в меду. К счастью, дверь была открыта, служанка стояла на пороге (вот уж день, так день!), и дети быстро втащили дядю в дом, никто ничего и не спросил.
Дядя кинулся вверх по лестнице, и они испугались, не хочет ли он спрятать оставшиеся кольца, но беспокоиться было не о чем: он спешил подкрепиться. Из своей спальни он вышел в халате (довольно скоро) и затрусил в ванную.
– Ты добудешь все кольца, Полли? – спросил Дигори. – Я хочу сразу пойти к маме.
– Иди, – отвечала Полли. – Скоро увидимся, – и побежала на чердак.
Дигори перевел дух и тихо вошел в мамину спальню. Среди подушек, как и много раз прежде, белело ее исхудалое лицо, от одного взгляда на которое вы бы заплакали. Дигори вынул из кармана яблоко жизни.