Племянник гипнотизера
Шрифт:
Скиф быстро вырвал бумажку и выбросил ее в окно.
– Идиот, – прошипел племянник гипнотизера. – Ты что к нам привязался? Я спрашиваю, ты чего к нам привязался?
– Но мы решили пожениться… И нам надо открепиться… Иначе Колыма…
– А нам какое дело? Ты чего к нам привязался? Мотя, чего он к нам привязался? Ты же сказал ему, чтобы он к нам больше не лез?
– Сказал, – прохрипел чемпион, начиная багроветь.
Донжуан отбежал в сторону.
– Я всю ночь в кустах пролежал! У меня шея не гнется. Сделаюсь
– Мотя, ну чего он к нам привязался?
– Ых! Ых! – привстал чемпион.
– У меня шея не гнется!
– Сейчас мы ее согнем! Ых! Ых!
– Подождите, мальчики, он не виноват. Это я его уговорила. Мы вам мешать не будем. Просто куда вы, туда и мы. Ну, пожалуйста, Саша… Я вас очень прошу… Мы уже сняли квартиру… Алика берут сапожным мастером… Я устраиваюсь в театр… Ну возьмите, Саша, вам же это ничего не стоит. А? Ну дай я тебя поцелую. Ты такой добрый, славный. Тебя так все любят в институте. Дай я тебя поцелую.
При всех своих достоинствах Сашка обладал одним крупным недостатком: он любил грубую лесть.
– Ну черт с вами, – проворчал племянник гипнотизера. – Только слушаться меня во всем. Во-первых, жениху придется сделать себе прическу «ноль».
Циавили ахнул и невольно схватился за свою прилизанную, набриолиненную шевелюру.
– Это для того, чтобы его не лизали коровы, – объяснил Сашка Скиф. – А то еще отравятся.
– Коровы…
– А ты что думал? Мы едем в колхоз, а в колхозе водятся коровы. Не слышал?
Часть вторая
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В КОЛХОЗЕ
I
Переодевались в лесной полосе. Вдалеке, под бугром, уже виднелось село: словно небрежно рассыпанная горсть белых кубиков. Село было не очень большое, в желтых садах. Одно крыло примыкало к низкому лесу, очевидно, разросшемуся из балки, другое подступало к запутавшейся в камышах речке. Туда спускалось красное, похожее на раскаленный и расплющенный в кузне медный таз солнце.
– Шевелись! Мотя, чего ты топчешься, как слон! Придем ночью, – подгонял Скиф.
– Трещит, – жаловался чемпион, натягивая на богатырские плечи рваную фуфайку.
– Черт! Правый бок у тебя совсем новый! Потаскай его по кустам!
Чемпион стянул фуфайку и принялся мутузить боярышник.
Рита на скорую руку подшивала милицейскую шинель. Петр Музей, одетый в подержанную форму старшины милиции, расстроенный, приставал к Скифу:
– Не буду я милиционером! Не буду, и все! Ты же сам хотел!
– Рад бы в рай, да морда не пускает. Видел, какой я в форме? На переодетую гориллу похож. Думаешь, мне приятно быть хулиганом? Я бы с удовольствием в милицейской форме покрасовался.
– Пусть тогда Циавили.
– Ты прирожденный милиционер. Хоть на Доску почета вешай.
– Правда, Петя, тебе очень идет эта форма.
– Фуражка слишком большая… Болтается…
– Подложи газету.
– Не буду я милиционером! – Петр Музей зашвырнул в кусты фуражку. – И вообще не нравится мне это дело. Можем так погореть!
– Боишься – уходи. Я никого здесь не держу, – заявил Сашка Скиф.
– Я думал, что-нибудь простое, а тут целый водевиль. Если разоблачат, пятнадцатью сутками не отделаешься.
Скиф одернул на себе фуфайку, полюбовался рваными рукавами.
– В этом-то все и дело. Дело сугубо добровольное. Не нравится – уезжай.
– Да, не нравится… Лучше просто прийти и попросить…
– Может, еще кому не нравится?
– Шкода – блеск, – закричала Рита. – Я им такую Марго-самогонщицу сыграю – Шекспира не захотят.
– Волосы жалко, – сказал Циавили, поглаживая остриженную под «ноль» голову. – Полгода отращивать надо.
Скиф заставил донжуана вываляться в пыли, и теперь, остриженный и грязный, бывший пижон имел бледный вид.
– Волосы им жалко! – Скиф вскочил и стал расхаживать по посадке. – В фуфайках драных стыдно. В форме милицейской боязно. Так брали бы чемоданчики, гитары – и за романтикой на Колыму. А? Воротите носики? Вам хочется, чтобы открепление прямо в постельку принесли? Хочется? Ах, вот оно что! Тогда конечно. Тогда идите ложитесь в постельки и ждите.
Упоминание про Колыму сразу изменило настроение. Петр полез искать фуражку.
– Я вообще говорю… Я про то, что милиционером надо быть тебе. У меня не получится… Вдруг он потребует документы? Что я ему скажу? Ты-то выкрутишься…
– А ты веди себя так, чтобы он не потребовал. Если будешь вести себя естественно, нормальному человеку никогда не взбредет в голову требовать у милиционера документы. Мотя, ты смог бы потребовать у милиционера документы?
– Нет, – чемпион даже замотал голой, похожей на несозревшую тыкву, головой. – Я их боюсь.
– Я не знаю уголовного кодекса…
– А кто его знает? Думаешь, они? Кодекс знает прокурор. Я же не говорю тебе – оденься прокурором. Ну ладно, теперь уже поздно болтать. Все острижены, кроме тебя и Марго. Пошли, ребята, солнце уже почти село. Командуй, старшина.
Петр Музей направил сползавшую фуражку и крикнул фальцетом:
– Вставай! Пошли!
Скиф поморщился:
– Не так… Разлеглись, вашу бабушку-распрабабушку! В шеренгу становись! – рявкул племянник гипнотизера.
Скифы выстроились в затылок друг другу и пошли.
Впереди Мотиков, в рваной фуфайке, маленькой кепочке, похожий на громилу в душещипательном фильме из жизни гангстеров, за ним приблатненный Сашка Скиф, Рита в вызывающей позе известного сорта девицы. Замыкал шеренгу тощий, грязный Циавили. Сбоку бежал Петр, придерживая милицейскую фуражку.