Пленница чужих иллюзий
Шрифт:
– Да… не слабо он тебя кинул. И теперь получается, что эта квартира куплена как бы в браке? И поэтому он чувствует себя так свободно?
– Ну да.
– И ты еще решила ему помочь устроить свою жизнь, вскрыв себе вены?
– Получается, что так.
– Вы официально в разводе?
– Да, и квартира сейчас поделена на две части. Если бы у меня были деньги, я бы выплатила ему стоимость его половины, и он бы сразу оставил меня в покое. И эти деньги у меня будут, да только мне нужно время.
– Не поняла…
– У меня в другом селе есть еще один дом, достался мне по наследству
– Еще бы! Перенести такой стресс! Порезать себе вены. Я уверена, что ты ничего и не ела несколько дней… Я же видела остатки еды на тарелках, видела и твою полочку в холодильнике, во всяком случае, я так решила, что она твоя, поскольку на ней была одна баночка консервированной скумбрии и тарелка с засохшим кексом, а на других полках – колбаса, ветчина, сыр, виноград, апельсины и все такое… И в сковороде у них котлеты, картошка… Словом, живут люди. Питаются, ни в чем себе не отказывают. А ты чего раскисла?
Катя расплакалась. Надя обняла ее, прижала к себе, словно согревая.
– Я помогу тебе. Мы наладим твою жизнь. Для начала я пойду сейчас в кухню и приготовлю нам ужин. Но сначала давай выпьем чайку с бутербродами. Я вижу, ты купила колбаску…
Перекусив, Надя отправила Катю в комнату, уложила ее на диване, укрыла пледом, включила телевизор.
– Ты лежи здесь и постарайся ни о чем не думать. Я буду в кухне, готовить. Когда придут твои соседи, я представлюсь твоей сестрой и постараюсь отвоевать пространство и право на спокойную жизнь, поняла?
Катя молча кивнула.
Надя вернулась в кухню, достала мясо из пакета и принялась готовить отбивные. Пока варились овощи для салата «Оливье», она распарила чернослив, набила его орехами и полила взбитыми сливками с сахарной пудрой. Вынув из кислых яблок сердцевину и нафаршировав их орехами с медом, она поставила их запекаться в духовку. Вскоре кухня наполнилась ароматными запахами еды.
Она не сразу поняла, что в кухне не одна. В дверях совершенно бесшумно возникла высокая крепкая девица в красном, отороченном норкой, пальто и в пунцовом берете, украшенном сбоку стразами. Румяная, лицо обрамлено черными локонами, очень красивая девушка. Брови ее взлетели, да так и замерли в удивленном изломе.
– Не поняла… – сказала она, и рот ее пикантно, по привычке, искривился, показывая ряд белоснежных зубов. – Кто такие?
– Это я должна вас спросить, кто вы такая? – Надя, подойдя к ней вплотную и дыша ее сладкими духами, посмотрела ей прямо в глаза. – Приезжаю к сестре, и что я вижу? Она, совершенно больная, голодная, лежит на кровати без признаков жизни! Квартира превращена в бомжатник! Повсюду грязь! Спрашиваю Катю, она говорит, что развелась с Сашей и что он привел в дом какую-то женщину. Это вы, надо полагать?
– А вам-то что за дело?
– Вы, дамочка, слабоумная, что ли? Говорю же:
– Вообще-то мы собираемся пожениться.
– Да это вообще не мое дело.
– Саша!!! – Девушка развернулась на каблуках и застучала ими по коридору в направлении комнаты, где, предположительно, обитал ее Саша.
Надя, пока ее не было в кухне, сняла со сковороды отбивные, разложила на блюде и занялась салатом, полила его майонезом и перемешала. Когда пробовала, услышала шаги у себя за спиной.
– Вы кто?
Она резко развернулась и увидела молодого мужчину, красивого брюнета с зелеными глазами. Он нахмурился и смотрел на нее подозрительным взглядом.
– Ты – Саша?
– Ну да, я, и что?
– А то, что ты ответишь за все, что здесь произошло за последние месяцы… За то, что чуть не отправил на тот свет свою жену, за махинацию с регистрацией квартиры, за покушение на убийство…
– Чего?!! Какое еще убийство?
– Обыкновенное! Ты же со своей бабой убивал ее каждый день. Разве я не права? Мало того что бросил ее, предал, так еще и довел практически до самоубийства!!! Ты видел хотя бы, что она ест? И ест ли вообще? Разве ты не знал, что она бросила работу, что у нее нет денег, что она находится на краю пропасти… Она погибала, а вы здесь слушали музыку и веселились, смеялись над ее горем! Даже если бы она умерла, вы узнали бы об этом лишь по запаху… И ты думаешь, что наша семья оставит все это вот так, безнаказанным? Я знаю свою сестру, она такая, ни за что не позвонит и не пожалуется, и я не знаю, чем бы вся эта история закончилась, если бы я не приехала сюда, к ней!
– Да какого черта вы мне здесь устраиваете допрос? И чего вы вообще кричите на меня? Мы – в разводе. Официальном разводе. И одна часть квартиры уже оформлена на меня. У меня и документ есть!
– Понятное дело… Подсуетился. Или твоя мамочка расстаралась? И что теперь? Так и будешь здесь жить? Других вариантов нет?
– Почему же, есть. Пусть съезжает, я дам ей триста тысяч, и катится в свою Сенную.
– Почему триста тысяч? Квартира, я думаю, стоит под два миллиона.
– А вы не думайте. Это всего лишь мое предложение, а уж соглашаться с ним или нет – это ее дело. Но я, повторяю, готов выкупить ее половину за триста.
– Хорошо. Значит, вы можете гарантировать, что, если она даст вам триста тысяч, вы съедете отсюда?
– Миллион.
– Ты что, сволочь, берега попутал? Квартира стоит под два миллиона, однако ты готов заплатить ей всего лишь триста тысяч за половину, в то время как за свою половину требуешь с нее миллион?!
– Да у меня просто больше денег нет. А у нее дом в Каменке, вот пусть продает, и тогда решим вопрос.
– Хорошо. Сделаем так. Через три дня, раньше просто нереально, в десять утра буду здесь, я привезу нотариуса, мы подпишем документы, по которым квартира вернется к Кате, а ты получишь свой миллион и свалишь отсюда.