Пленник замка Зенды
Шрифт:
– Итак, кузен, вы хотите…
– Видеть, что он замышляет? – договорил за нее я. – Возможно. А что, вас тоже радует, когда он рядом?
– С чего вы взяли?
– Так многие говорят, – уклончиво ответил я.
– Не могу же я отвечать за все, что обо мне говорят.
– Мне иногда тоже кажется… – начал я.
– Настоящие короли не ошибаются, – перебила она и всем своим обликом изобразила ироническое почтение, – но…
Она замолчала.
– Что «но»? – спросил я.
– Вынуждена вас огорчить. На этот раз вы ошиблись, ваше величество. Мне совершенно безразлично, где находится герцог Стрелсау.
– Какое счастье, что
– Значит, вам нет никакого дела до кузена Майкла? – продолжал я вслух.
– Кузен Майкл? – пренебрежительно произнесла Флавия. – Никогда я его так не называю. Для меня он герцог Стрелсау.
– И все-таки при встрече вы обращаетесь к нему по имени.
– Увы, так повелел ваш покойный отец.
– Значит, теперь вы будете называть его так, как прикажу я?
– Да. Вы оставляете приказ в силе?
– Разумеется. Все мы просто обязаны обращаться как можно лучше с нашим милым Майклом.
– Ну, а его друзей вы тоже прикажете мне принимать?
– Шестерку?
– Вы тоже их так называете?
– Не может же король отставать от моды. А вам я приказываю: вы не должны принимать никого из тех, кто вам неугоден.
– Разумеется, на королей приказ не распространяется? – улыбнулась Флавия.
– На других распространяется. А я буду просить вас о снисхождении.
Слушая меня, принцесса подошла к окну и выглянула на улицу.
– Герцог! – воскликнула она. – Герцог Стрелсау приехал!
Я улыбнулся и промолчал. Принцесса тоже не возобновляла беседы. С минуту мы молча смотрели друг на друга. Шум на улице утих. Зато послышались шаги в прихожей. Я завел с принцессой совершенно пустую беседу. Мы проговорили несколько минут. Майкл все не появлялся, и я ломал голову, куда он пропал.
– Кузен, вы нарочно его злите? – неожиданно спросила Флавия.
– Злю? – удивился я.
– А вы думаете, ему приятно, что вы заставляете его ждать в передней?
– Но я вовсе не хочу, чтобы он ждал в передней, дорогая кузина!
– Значит, ему можно войти?
– Конечно, если вам это угодно.
Она изумленно посмотрела на меня.
– Вы не забыли? – спросила она. – Пока я с вами, никто не имеет права войти.
– Мне это нравится! – нашелся я. – Теперь я вижу, что после коронации и впрямь стал всемогущим. Ну, а скажите, кузина, если бы у меня был кто-то в гостях, а вам понадобилось бы войти, вы бы имели на это право?
– Вы не хуже меня знаете, что имела бы. Ведь мы с вами королевской крови. – И она снова удивленно посмотрела на меня.
Из-за того, что Фриц не удосужился посвятить меня во все эти тонкости, я вынужден был выкручиваться. Раздавая в мыслях самые нелестные для него эпитеты, я как можно веселее воскликнул:
– Каюсь, кузина! Никак не могу запомнить всей этой чуши. Но раз уж я совершил оплошность, придется ее исправлять.
С этими словами я встал с кресла, распахнул дверь и вышел в переднюю. За столом с самым что ни на есть мрачным видом сидел Черный Майкл. Все остальные стояли. Все, за исключением Фрица фон Тарленхайма. Не обращая никакого внимания на Майкла, он вальяжно развалился в кресле и беседовал с графиней Хельгой. Увидев меня, он тут же вскочил на ноги, демонстрируя не столько почтение королю, сколько пренебрежение к Майклу. Герцог чрезвычайно выразительно посмотрел на Фрица. Легко было понять, что Фриц не снискал любви Майкла.
Я протянул Майклу руку, а потом, сердечно обнял его, провел в гостиную Флавии.
– Любезный брат, – виновато проговорил я. – Поверьте, знай я раньше, что вы тут, вам не пришлось бы ждать ни минуты. Я тотчас попросил бы у принцессы соизволения принять вас.
Майкл тут же заверил, что очень тронут такой заботой, однако сердечности я в его тоне не уловил. Вполне вероятно, что у этого человека было множество способностей, но актером он был никудышным. Он изо всех сил старался показать, что не подозревает подвоха и по мере сил играл роль любезного и почтительного брата. Увы, получалось это у него настолько плохо, что даже не очень внимательный наблюдатель сразу догадался бы, до какой степени мой любезный братец меня ненавидит и как неприятно ему, что я сижу рядом с Флавией. А я развлекался тем, что то и дело обращался и к нему, и к принцессе по имени. Если Майкл настоящего-то короля не жаловал, воображаю, каково ему было терпеть панибратство от самозванца!
– Вы поранили руку, сир? – со всей заботливостью, какую только мог изобразить, спросил Майкл.
– Да, братец, я играл с собакой, и она меня вдруг укусила. Вы же знаете, эти полукровки такие взбалмошные… – решил позлить его я.
Майкл так свирепо посмотрел на меня, что я понял: колкость моя достигла цели. Я думал, он сейчас выдаст себя. Но, собрав остатки сдержанности, Майкл обуздал гнев и выдавил жалкое подобие улыбки. И тут Флавия нанесла ему еще один удар. Посмотрев на меня с тревогой, она воскликнула:
– А рана не опасна?
– Не волнуйтесь, кузина, – поспешил успокоить ее я. – Конечно, если бы я позволил укусить себя сильнее, неизвестно, чем бы все кончилось. Но я не позволил.
– Надеюсь, эту свирепую тварь усыпили? – спросила принцесса.
– Пока нет. Врач сказал, что сперва надо выяснить, не даст ли укус осложнений.
– Врач боится осложнений? – осведомился Майкл, лицо которого по-прежнему кривилось от кислой улыбки.
– Да, милый брат. Если мне станет хуже, пса придется умертвить.
– Но если его оставят в живых, обещайте, что больше никогда не будете с ним играть! – потребовала Флавия.
– Не могу. Вдруг мне захочется развлечься.
– Но он может вас опять укусить.
– Пусть попробует, – с улыбкой ответил я.
На этом я почел за лучшее прекратить выпады.
Я уже и так достаточно выказал Майклу презрение. Дальше продолжать в том же духе было опасно. Этот несдержанный субъект мог сорваться и, забыв о собственной выгоде, пойти на открытый конфликт со мной. Но я пока не мог себе позволить такой роскоши и поспешил переменить тему. Не дав Майклу и рта раскрыть, я принялся что есть силы расхваливать его полк. Вначале я разглагольствовал о великолепной выправке и прекрасной строевой подготовке стрелков, затем отметил преданность, с которой полк Майкла приветствовал меня во время коронации. Справившись с дифирамбом полку, я начал превозносить охотничий домик в Зенде, особенно напирая на то, что нигде еще не находил такого уюта и не чувствовал себя так безмятежно, как там. Только я стал входить во вкус беседы, как пришлось замолчать: Майкл явно не захотел больше слушать похвал в свою честь и начал поспешно прощаться. Уже в дверях он остановился и, повернувшись ко мне, сказал: