Пленники чёрного метеорита. HЛO из Грачевки(Фантастические повести)
Шрифт:
Пока он был одним из многих, цель жизни виделась куда яснее, чем сейчас. Он рвался к ней, не жалея ни себя, ни встающих на пути конкурентов, ни попадавшихся под руку мелких беззащитных кустарей, и он всегда побеждал. Побеждал не потому, что конкуренты были такими уж лопухами, а потому, что он каждый раз словно бы заранее знал, что может прийти им в голову. За все это время они ни разу не преподнесли ему сколько-нибудь серьезного сюрприза, он же то и дело обводил их вокруг пальца. В конце концов ему стало скучно.
«Скучно, — подумал Маэстро. В этом все дело. Из-за скуки никакой радости
От скуки-то и приходится пускаться на новые аферы да всякие бредовые затеи, вроде этого боя с камнегрызом. От скуки. Для разнообразия…
Издалека вдруг послышался приближающийся топот, отдельные выкрики, затем раздался тяжелый глухой удар, и сейчас же снаружи кто-то начал крутить ручку и толкать дверь.
— На себя! — крикнул Маэстро.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась заплаканная девушка со спутанными волосами.
— Марина! — ошеломленно пробормотал Маэстро. — Откуда ты взялась?
— Боб! — вскрикнула, глядя на него, Марина! — Боренька! Наконец-то хоть ты нашелся! Но где этот Маэстро? Мне нужно его срочно увидеть.
— А что тебе нужно от Маэстро?
— Боря, с Ростиком беда! Его заставляют драться с камнегрызом. И Ланселота тоже. А этот Маэстро…
Она вдруг осеклась, видя, как болезненно поморщился Боб.
— Постой-ка… Да уж не ты ли…
Дверь за ее спиной снова распахнулась, и в комнату ввалились сразу человек пять. Двое из них сейчас же бросились к Марине и ловко накинули ей на голову мешок. Двое других подбежали с веревками. Старший козырнул Бобу:
— Извините, Мазстро! Накладка вышла. Сумасшедшая девка, налетела, как ураган, Силуяну ногой челюсть своротила. Не извольте беспокоиться, за ней гвардейский наряд из города прислали.
Боб хотел было прервать его, отдать какое-то распоряжение, но только слабо шевельнул рукой, прогоняя прочь. Он так и не смог ничего произнести. Извивающуюся Марину унесли, и Маэстро остался один.
Он прошелся из угла в угол, остановился у окна, долго думал о чем-то и, наконец, в сердцах прошипел:
— Приплыли! Только устроился человек кое-как — здрасьте! Однокласснички набежали! Звали их сюда!
Боб плюнул и снова заходил по комнате.
«Прибежала, видите ли, глаза по чайнику, — раздраженно думал он. — Боб, спаси! Боб, помоги! Отмени ей, понимаешь, сейчас же бой с камнегрызом… Ну нет уж, дудки!»
Он попытался прикинуть общую сумму всяческих неустоек в случае отмены боя и тихонько застонал: по миру ведь пустят! Билеты проданы. Телекомпания деньги внесла. И деньги те давно уже пущены совсем в другое дело, вернуть их сейчас нет никакой возможности. А это значит, что потом втрое сдерут. Догола разденут! Да ладно — деньги, этим ведь дело не кончится, скандал выйдет. Уж тут-то деловые своего не упустят, со свету сживут, хоть бросай все и беги!
И что же — опять все сначала? Нет, об этом и речи быть не может.
Он, Борька, Боб, Маэстро сам всего в этой жизни добился. Своей головой. Ни у кого не просил помощи. Да и не у кого было просить.
Он
Деловой человек — он нигде не пропадет!
Взлет Боба был уверенным и мощным, без единого прокола, но сейчас, мысленно оглянувшись назад, он почему-то не почувствовал ни удовлетворения, ни тем более гордости за себя.
И это было странно.
Ведь он добился всего или почти всего, чего хотел, что же тогда зудит и зудит внутри, не дает покоя, как волосы за шиворотом после парикмахерской?
Боб снова заметался по комнате, ногами отпихивая с дороги кресла и хрупкие, инкрустированные ценным деревом столики. Расчетливый мозг его, привычный к перебору и оценке вариантов, работал, как вычислительная машина.
Что, что не так? Откуда эта сосущая пустота внутри, где он ошибся?
Вот оно что! — понял вдруг Боб. — Вот в чем дело! Слишком легко все далось, так легко, словно все сговорились играть с ним в поддавки. Словно все решили играть на него, Боба, и посмотреть, что из всего этого выйдет, до чего он дойдет или… докатится?
Ну вот еще, додумался! — Боб даже потряс головой, отгоняя бредовую мысль. Ерунда какая. Но почему же, почему он чувствует себя так, будто его обокрали или он сам упустил что-то вроде важное? Но что?
Чья-то голова просунулась в дверь, но Боб так рявкнул, что голова, испуганно ойкнув, исчезла.
— Совсем распустились, — пробормотал Боб. — Моду взяли — врываться без стука. И эта тоже хороша…
Боб хмыкнул, представив, как разъяренная Марина сворачивает громиле Силуяну ногой челюсть. Молодец девчонка! Знай наших!
— Да ведь она же прибегала ко мне за помощью! — понял он. — Не к кому-то — ко мне. А ей мешок на голову…
И еще он понял, что все это время, до предела забитое делами, сделками, куплей и продажей, договорами и контрактами, ему страшно не хватало ребят. Не как помощников — какие из них помощники! — не как слуг, а… Да просто не хватало! Оказывается, он просто по ним соскучился, хотя и никогда не был с ними особенно дружен там, в том далеком мире, где школа и нагоняи за невыученные уроки, где дом… Просто соскучился по активистке и зануде Зойке, по суперменистому Арвиду, по красавице и воображале Марине, по Ростику…
И вот теперь они нуждаются в его, Боба, помощи.
Он представил себе Ростика один на один с камнегрызом, и ему стало тошно. Не оттого тошно, что Ростик в его воображении выглядел, как всегда, растерянным, каким-то еще до начала драки пришибленным, а оттого…
Да черт его знает, отчего. От всего сразу. И главным образом — от себя самого почему-то.
Докатился!
«Чертов Ростик! — без злобы, а даже с каким-то восхищением подумал Боб. — Придумал же как назваться: сэр Ростислав! Рыцарь сопливый. Сейчас, небось, со страху помирает… Что же делать-то с ним? Ведь ясное дело — драться ему нельзя, погибнет, пропадет ни за грош».