Пленники Камня 2. Хозяева побережья
Шрифт:
На потолке раскачивалась огромная бронзовая люстра, на которой было установлено никак не меньше четырех десятков свечей. Но сейчас в них не было нужды. Солнечные лучи без труда проникали внутрь комнаты через два широченных окна.
Столь обильное освещение пришлось очень кстати. Монтейро хотелось повнимательней рассмотреть висевшие на стенах картины. Если видения неизбежны, то почему не начать получать от них удовольствие.
Представленные в комнате творения живописцев внушительными размерами не отличались. Это Монтейро записал им в плюс. Он с
Авторы местных гравюр по большей части оказались любителями красот дикой природы. Джунгли, водопады, океан, лес в лучах закатного солнца. Монтейро не понимал всей прелести этой живописи, но чувствовал, что она прекрасно, а потому восхищался ею.
Короткий всхлип заставил монаха отпрянуть от полотен.
В углу комнаты сидел маленький мальчик девяти-десяти лет. Он сжался в комок и тихо плакал. Обитатель комнаты казался таким несчастным и ничтожным, что возникало ощущение, что он вот-вот растворится в безграничном море пушистого туранского ковра.
Монтейро понял, что именно из-за этого мальчика его сюда и занесло.
Тут монахом завладело непреодолимое желание распахнуть двери этой прекрасной комнаты и направить свои стопы в соседнее помещение. Противиться Монтейро не стал. Кто знает, чем может отплатить иллюзорный мир за неповиновение.
Вот только двери распахнуть не получилось. Они, подобно многим вещам в видениях, преследовавших монаха, были неосязаемы. Пришлось уподобиться призраку и просто-напросто пройти сквозь препятствие.
Новая комната оказалось столь же богатой и опрятной, как и предыдущая. Только в её оформлении преобладали уже не нежно-голубые тона, а желтовато-оранжевые. Это придавало обстановке чуть больше жизни. А может дело было не в самой комнате, а в её обитателях.
У окна в резном деревянном кресле сидел мужчина средних лет. Монтейро он показался красивым. Темные волосы, орлиный нос, волевой подбородок. Но поза мужчины внешности не соответствовала. Как мальчик вжимался в ковер, так он вжался в кресло.
Вторым живым существом, не считая Монтейро, была небольшого роста женщина. Монах немного подумал и решил, что он правильно подобрал определение. Хозяйка дома, а в том, что это именно она, можно было не сомневаться, несколько лет назад вышла из того возраста, когда её следовало именовать девушкой. Но красоты она не утратила, а огню, горевшему в её голубых глазах, позавидовали бы многие.
— Пора принимать решение, — сказала хозяйка.
В голосе её слышался яд. Монтейро уже встречал обладателей подобных голосов. Они приходили охотно на исповедь и честно каялись во всех своих прегрешениях, зная, что монах под страхом смерти не выдаст их тайну. Нет, они не сожалели о своих деяниях. Просто они стремились обмануть Пресветлого, как обманывали всех окружающих.
— Мы себе этого никогда не простим, — отозвался мужчина.
Монах не сомневался,
— Нельзя останавливаться на полдороги, любовь моя.
— Если бы я мог, то повернул бы время вспять.
— Не глупи. Ты же никогда не любил его мать. Она была страшна собой и ужасно невоспитанна.
В дверь раздался стук.
— Заходите! – дала разрешение хозяйка.
— Обед для молодого графа, — произнесла вошедшая в комнату старуха. В руках она держала поднос с супом, жареной птицей с овощами и кувшином с неизвестным напитком.
— Оставьте здесь, — велела хозяйка. – Я сама покормлю графа.
Старуха поставила поднос на стол, поклонилась и вышла прочь.
— Ты готов? – спросила хозяйка и у мужчины.
Он смолчал.
Тогда женщина подошла к шкафу, стоявшему у одной из стен, выдвинула маленький, незаметный ящичек и достала из него флакон с фиолетовой жидкостью.
— Постой! – выкрикнул мужчина, когда хозяйка собиралась проронить первые капли зелья на графский обед.
— Он же даже не твой сын.
— Иногда мне кажется, что я люблю его, как своего.
— А мне иногда кажется, что ты не любишь меня.
— Как ты могла такое подумать?!
— Тогда решайся.
— Хорошо.
Мужчина кивнул и закрыл глаза.
И вновь красок не стало.
Темнота.
Боль.
Сильнее.
Еще сильнее. Уже почти невыносимо.
Становится легче. Можно дышать.
Появился свет.
Начало нового видения вышло неожиданным. Очнувшись, Монтейро обнаружил себя в седле пегого жеребца, который спокойно трусил по дороге, ведущей в джунгли. Монах потрепал гриву лошади, чтобы убедиться в её непрозрачности. Рука ощутила самый обыкновенный конский волос. Проходить сквозь него она не желала.
— Хороший, — обратился Монтейро к коню.
Прежде ему редко доводилось ездить верхом, но сейчас он был уверен, что с ним ничего плохого не случится. Он здесь лишь наблюдатель.
Монах покачивался в седле и глазел по сторонам. Направлять коня он не собирался, да и вряд ли ему такое позволят.
По небу бежали редкие перистые облака. Со стороны Сартоса дул свежий ветер. Доносилось щебетание птиц. Монтейро расслабился, отпустил вожжи и стал наслаждаться единением с природой. По опыту предыдущих видений он знал, что на это занятие ему отпущено от силы полколокола.
Конь медленно, но верно приближался к границе джунглей. Где-то здесь должны были находиться главные герои грядущего представления.
Монтейро прикинул, что будет, если он просто откажется от просмотра. Заткнет уши и отвернется. Зачем портить столь прекрасный день очередной кровопролитной сценой? Стоило всерьез начать обдумывать эту перспективу, как его собственное тело отказалось ему служить. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, ни головой. Глаза смотрели в строго заданную точку.