Пленники надежды
Шрифт:
Депутаты палаты представителей Законодательной ассамблеи до отказа заполнили все те двадцать домов, которые составляли город. Прибыли в Джеймстаун также и плантаторы, живущие выше по течению Джеймса и выбравшие время сессии Законодательной ассамблеи для того, чтобы заняться делами, которые требовали их присутствия в городе. В гавани стояло несколько кораблей, и их капитаны, заявив, что им надоела соленая вода, решили воспользоваться гостеприимством своих друзей на берегу. Вытесненные горожане перетекли в ближайшие плантаторские дома, хозяева которых, по своему обыкновению, оказывали радушный и роскошный прием всем гостям и поили их первостатейным спиртным. На верховых тропах между плантациями и городом постоянно слышалось позвякивание конской сбруи, по реке курсировали шлюпы с белыми парусами — это туда-сюда передвигались дворяне, либо одетые в костюмы для верховой езды и обутые в ботфорты, либо облаченные в кружева и шелковые чулки. В перерывах между делами достойные депутаты и прочие плантаторы предавались веселью. Это были добрые времена — добрые для людей короля — и каждому верноподданному приличествовало следовать (на почтительном расстоянии) примеру Его Величества и получить от улыбающегося мира все возможные удовольствия. И посему устраивались скачки, петушиные бои, травля медведей, а также многочисленные ужины, на коих в изрядных количествах пили херес и крепкий алкоголь за короля, церковь и первых красавиц. А если между горячими молодыми щеголями возникала ссора и они скрещивали рапиры, это всего лишь добавляло жизни остроты, этакой щепотки кайенского перца.
Полковник Верни был популярен среди дворян старшего поколения, благодаря подаваемой в его доме превосходной мадере, находчивости, веселости и дружбе с губернатором, а среди молодежи — благодаря тому, что он был отцом мистрис Патриции, и посему ему было нетрудно залучить к себе два десятка гостей.
Они начали прибывать в десять часов утра, кто верхом, кто по воде, и каждого полковник Верни встречал вальяжным поклоном и высокопарной речью и препровождал его в вестибюль, где стояли сэр Чарльз Кэрью и обе живущие в доме благородные дамы.
Сидя на седельной подушке за спиной своего отца, майора Майлса Кэррингтона, главного землемера колонии, приехала мистрис Бетти Кэррингтон, лучшая подруга мистрис Патриции Верни. Ее милое серьезное личико, задумчивый взгляд, гладкие темные волосы, а также платье из неяркого шелка и скромно прикрывающий грудь батистовый платок оттеняли лучезарную красоту Патриции, облаченной в блестящий атлас и богатые кружева, с чуточкой румян на гладких щеках и продолговатой черной мушкой под левым виском.
Две девушки встретились, как подруги, не видевшие друг друга много лет, и действительно, они не виделись почти неделю.
Прибыли все гости, кроме одного. Полковник Верни забеспокоился, отправил служанку взглянуть на кухонные часы и послал своего секретаря на верхний этаж, дабы посмотреть из окна, из которого был виден длинный участок того, что из вежливости именовалось здесь столбовой дорогой.
Секретарь воротился и что-то шепнул своему хозяину.
— Слава Богу! — воскликнул тот. — Я боялся, что его махина завязла в Двухмильном приливном болоте или опрокинулась в овраг, что пересекает Чертов путь. Господа, показалась карета губернатора. Не выйти ли нам на крыльцо, дабы подождать там его превосходительство?
Из облака пыли, довольно быстро приближающегося к дому, ветерок доносил громыхание и звон. Затем пыльный участок дороги сменился травянистым, облако, рассеявшись, унеслось, словно хвост кометы, и из него выкатилась громоздкая, обильно украшенная позолотой карета, влекомая шестеркой лошадей с красными лентами, вплетенными в гривы и хвосты, и сопровождаемая верховыми в роскошных ливреях. Поколыхавшись на зеленых подъемах и спусках, карета наконец остановилась у колоды для посадки на лошадь, поставленной у ворот.
С запяток кареты спрыгнули два лакея, распахнули ее дверь и опустили короткую лесенку. По ступенькам, с манерной грацией кавалера, танцующего куранту [19] , ступая ногами в бордовых чулках, спустился на редкость осанистый господин, богато одетый, с кружевным платком в одной руке и украшенной драгоценными камнями табакеркой в другой.
Полковник Верни встретил его низким поклоном и улыбкой, после чего они обнялись, ибо были старыми друзьями.
— Мой дорогой губернатор!
19
Куранта — старинный французский танец.
— Мой дорогой полковник!
— Я счастлив принимать ваше превосходительство в моем скромном доме.
— Мой дорогой полковник, я счастлив быть здесь. О, Боже, поистине владение единственным экипажем в нашей колонии — это весьма обременительная честь. Я уже думал, что ужин завершится и гости начнут выпивать на посошок, покуда я, подобно улитке, несущей на себе свой домик, буду ползти по этим, так сказать, "славным и приятным дорогам", как я именую их в своей книге. Вижу, что у вас тут собралась добрая компания — Ладуэлл, Фицхью, Кэри, Энтони Нэш, мой старый враг Лоренс, Уормли, наш бывший пуританин Кэррингтон и его прелестная дочь, а еще молодой Пейтон и этот красавчик — ваш то ли племянник, то ли кузен. Клянусь честью, он весьма похож на меня в его возрасте. Этакое порождение Люцифера и Далилы с железной рукой в бархатной перчатке. Я слыхал, что он близок к королю, Бэкингему, Киллигрю и прочим из их удалой шайки. Иными словами, "частенько нам приходилось слышать, как бьет полночь" [20] , не так ли?
20
Уильям Шекспир "Генрих IV", часть 2, акт III, сцена 2 (пер. Вл. Морица и М. А. Кузмина).
С этими словами губернатор в великолепном расположении духа с юношеским проворством взбежал по ступенькам террасы и с цветистыми комплиментами поцеловал ручки обеих хозяек дома и мистрис Бетти Кэррингтон. Затем он учтиво поздоровался с собравшимися дворянами, и вся компания перетекла в живительный полумрак вестибюля, а оттуда — в гостиную, где в ожидании обеда завязалась беседа о погоде, состоянии посевов и последних скачках.
Когда обед был подан, губернатор, взмахнув своим дорогостоящим носовым платком, предложил руку молодой хозяйке дома, и они первыми вошли в столовую, где дворецкий, старый Хамфри, препроводил гостей на отведенные им места. Кавалером мистрис Бетти Кэррингтон был сэр Чарльз Кэрью, чьим медовым речам она внимала с благоговейным трепетом, гадая, могут ли быть правдой все те невероятные истории, которые рассказывали об этом красивом и сладкоречивом господине.
Доктор Энтони Нэш произнес длинную и напыщенную застольную молитву, обильно пересыпанную латынью, ловко ввернув в нее упоминание о jus divinum [21] и призвав проклятие на головы тех, "кто разрушает изваяния в храмах". Затем были сняты колпаки с блюд: седла барашка, жаренного на вертеле поросенка, филейной части оленины, говяжьей вырезки, телячьей грудинки, копченого гуся, а также бараньей головы со скумбрией и пирога, в котором была погребена целая стая голубей. Рядом с этими главными кушаньями стояли блюда с устрицами, мелкими птицами, жаренными на вертелах, пирожками со сладкой начинкой, большим салатом, а на краях покрытого камчатной скатертью стола были выставлены деревянные подносы с пшеничным хлебом, горошком, а также с дымящимся картофелем и цветной капустой, спаржей и смесью риса с черносливом, приправленной мускатным цветом и асафетидой. В центре стола красовалась большая серебряная солонка, а рядом стояли меньшие по размеру сосуды для перца и пряностей, сделанные из того же металла. На столе были расставлены серебряные кувшины с сидром и элем, а на буфете стояли мадера, вино с Азорских островов и рейнское вино, которые будут пить мужчины, когда со стола будет убрана грязная посуда и дамы уйдут.
21
Закон Божий (лат.).
Компания подвинула свои обитые юфтью стулья к столу, расстелила на коленях бахромчатые камчатные салфетки, и какое-то время был слышен только звон ложек и ножей (вилок тут не было и в помине), ибо утренняя прогулка верхом у всех пробудила аппетит. Лакеи ходили от стула к стулу, и полковник при содействии своих дочери и сестры уговаривал одного своего гостя угоститься еще одним кусочком баранины, другого — каплуном, заявлял, что третий ест так, словно сегодня постный день, а четвертый пьет с такой неохотой, будто это не пиво, а морская вода.