Пленники небес
Шрифт:
Очевидно, он пытался что-то сказать, однако, когда он открывал рот, из его горла вырывалось только хриплое бульканье, кровь вперемешку со слюной стекала по его щеке прямо на черные кудри. Я наклонился над ним, точно исповедник, внимательно прислушиваясь. От него разило засохшим потом и бриллиантином.
— Это... я... — хрипел он.
— Не понимаю.
Он попытался заговорить снова, однако слова его захлебнулись подступившей к горлу слюной. Я повернул его голову так, чтобы он смог откашляться.
Его влажные губы были ярко-красного
— Это я прикончил твою бабу, ублюдок.
Три минуты спустя, когда в квартиру ворвались трое полицейских в форме, он был уже мертв. Пуля прошила его спину, прошла через все тело и разворотила легкое. Коронер рассказал, что, по-видимому, при падении он еще сломал позвоночник. После того как труп погрузили на носилки и унесли, на дощатом полу остались следы крови.
Следующие полчаса я провел в квартире убитого, отвечая на вопросы молодого лейтенанта Магелли из убойного отдела. Хотя у него был жутко усталый вид, а одежда пропиталась потом, вопросы он задавал по существу и формулировал четко. Его карие глаза слипались и были, казалось, лишены какого-либо выражения, однако, когда я отвечал на вопросы, он внимательно смотрел мне в глаза, терпеливо дожидался, когда я закончу говорить, и только тогда что-то записывал.
Покончив с допросом, он закурил и еще раз осмотрел загаженную кухню. С волос его прямо на сигарету упала капелька пота.
— Вы, кажется, говорили, что этот парень работал на Буббу Рока.
— В свое время.
— Он что, не мог на вентилятор наскрести?
— Бубба имеет тенденцию вышвыривать людей на улицу, когда больше не нуждается в них.
— Ну хорошо. У вас могут возникнуть проблемы с законом оттого, что вы не вызвали нас сразу, как подстрелили его, но, думаю, ничего серьезного. Судя по всему, никто не станет оплакивать его кончину. Сейчас проедем в участок, подпишите протокол и можете быть свободны. Может, хотите осмотреть его вещи?
Кровать в спальне Ромеро была завалена кучей вещдоков, упакованных в пластиковые пакеты: там было оружие, одежда, личные вещи — словом, почти все, что удалось обнаружить в спальне, на кухне и чердаке плюс добрая половина содержимого комода и платяного шкафа. Там были дешевые костюмы, яркие рубашки, цветастые носовые платки; тот самый пистолет 45-го калибра с хромированным стволом, из которого, предположительно, был убит Эдди Китс, обрез, сделанный из двенадцатизарядного «ремингтона», ореховая ложа которого была подпилена и зачищена до такой степени, что уподобилась рукоятке пистолета; пустые ящики из-под патронов, пакет первосортной марихуаны, стеклянная трубочка со следами кокаина, итальянский стилет, острый как бритва, коробка из-под сигар с порноснимками, винтовка с оптическим прицелом, фотография, на которой Ромеро и еще два морских пехотинца обнимали трех вьетнамских девушек в каком-то
Этот парень вел страшную жизнь, полную темных дел и греховных развлечений. Однако среди всей этой кучи добра мне не удалось найти ничего, что связало бы его имя с каким-нибудь конкретным человеком.
— По-моему, это тупик, — сказал я. — Мне следовало вызвать вас сразу.
— И ничего бы не изменилось, разве что пострадавших было бы больше, — отозвался Магелли. — Если бы он удрал через крышу, то сейчас бы прохлаждался на Миссисипи. Вы правильно сделали, Робишо.
— Когда вы намерены арестовать его брата?
— Завтра утром, скорее всего.
— Собираетесь привлечь его за укрывательство?
— Ну, припугну его, но не так чтобы очень серьезно. Успокойтесь. Вы сегодня и так много сделали. Рано или поздно с ублюдками вроде него и должно было произойти что-то в этом роде. Как вы?
— В порядке.
— Не очень-то верится, ну да ладно. — Он сунул незажженную, мокрую от пота сигарету обратно в карман. — Можно, я вас угощу?
— Спасибо, не стоит.
— Ну, тогда ладненько. Давайте опечатывать квартиру и трогаться в участок. — Он сонно улыбнулся мне. — На что это вы так смотрите?
На старом круглом кухонном столе с резиновым покрытием посреди ошметков консервов, которые смели со стола выстрелы Ромеро, виднелись старые липкие круги, судя по всему от кружек и бокалов. Однако две любопытные группы кругов — покрупнее и поменьше — находились рядом, на одном краю. Они уже изрядно потускнели и подзасохли на ощупь.
— В чем дело? — спросил он.
Я послюнявил палец, коснулся одного из пятен и сунул палец в рот.
— Этот вкус вам ничего не напоминает? — спросил я его.
— Вы что, издеваетесь? Парень, коллекционирующий человеческие уши. Да я бы с ним на одном гектаре...
— Попробуйте, это важно.
Я вновь послюнил палец и проделал ту же процедуру. Он в недоумении вскинул брови и нехотя проделал то же самое. Потом скорчил рожу.
— Вроде лимон... или лайм, — сказал он. — Это вы в своей провинции так работаете? У нас для таких дел лаборатория имеется. Напомните мне по пути, чтобы я купил порошки от поноса.
Он ждал от меня объяснений. Когда их не последовало, он с любопытством уставился на меня.
— Что все это значит? — спросил он.
— Да, может, ничего.
— Не валяйте дурака. Я же вижу, вы что-то скрываете.
— Ничего я не скрываю, перенервничал просто. Он достал сигарету и закурил. Потом вновь уставился на меня.
— Не нравится мне это, Робишо. Вы, кажется, сказали, что этот парень перед смертью признался в убийстве? Кого же он убил?
— Одну девушку из Нью-Иберия.
— Вы ее знали?
— Город маленький.
— Вы лично знали ее?
— Да.
Он закусил губу и вновь посмотрел на меня затуманенным взглядом.