Пленники Раздора
Шрифт:
— Теплое… Радостное…
Оборотень хмыкнул и посмотрел на собеседницу:
— А лицо есть? — он кивнул на маслянисто-жёлтую луну, которая смотрела вниз, склонив скорбный лик.
Лесана сперва не поняла, а потом рассмеялась:
— Не знаю, нет, наверное…
— Почему не знаешь? — удивился Ходящий.
— Оно
— Слепнешь? — он вскинул брови, отчего стало ясно, что слова обережницы не вызывают у него доверия.
— Оно ярче луны, — с улыбкой объяснила собеседница. — Много-много ярче. Люди на него не могут глядеть.
— Я знаю, что ярче, — сказал оборотень. — Я не знал, что вы тоже не можете на него глядеть. Вот бы посмотреть…
Девушка спросила:
— На что?
— Ну, как это, когда солнце, — Лют развел руками: — Вот небо, оно чёрное…
— Голубое, — улыбнулась Лесана. — Днём небо голубое. Или синее. Как незабудки.
Волколак озадачился и даже уточнил:
— Не чёрное?
— Нет, — она снова улыбнулась. — Совсем не чёрное. И звёзд нет. А облака белые, как сливки. Или сизые бывают, словно крылья горлицы, или желтые, как пенки, а на закате ещё красные, будто калина…
Лют вздохнул:
— Поглядеть бы…
Он был любопытным.
…Лесана проснулась оттого, что волколак тормошил её за плечо.
Девушка с трудом разлепила веки.
— Лесана! — тряс её Лют. — Лесана!
— А? — спросонья она не соображала, чего он так всполошился. И вдруг поняла — яркое солнце заливало покойчик, оборотень смотрел на девушку, и по его лицу катились слёзы.
Рука обережницы сама собой потянулась нашарить повязку, брошенную накануне где-то рядом, но Лют перехватил её за запястье:
— Лесана, я вижу! — сказал он потрясённо. — Небо и правда голубое!
Глаза у него слезились, но он не слеп и тряс девушку за плечи:
— Я вижу, понимаешь? Вижу!
И столько счастья было в голосе Ходящего, что обережница взяла его лицо в ладони. Слёзы ручьем полились по её пальцам. Она вытирала их, но они всё равно текли без остановки.
— Как ты можешь видеть? — ничего не понимая спросила она.
Лют улыбнулся и ответил:
— Не знаю…
Эпилог
Млада стояла на коленях в меже и полола репу. Межа была длинная, репа мелкая, а трава разрослась — только дергай. Поясница уже затекла, да и голову напекло, поэтому, когда сверху на женщину упала тень, она вздохнула с облегчением. Небось, Елька прибежала, принесла кринку холодного кваса и ломоть хлеба с молодым луком. Хранители, хоть передохнуть!
Остриковна распрямилась, да так и осталась стоять на коленях, щурясь против яркого солнца. Рядом с ней застыла женщина в простой домотканой рубахе, с непокрытой головой и перекинутой через плечо холстиной. В холстине спал младенец. Чуть позади женщины угрюмой натороженной тенью замер её спутник — мужчина с усталым лицом и густой сединой в волосах и бороде. Он держал за руки худеньких девочку и мальчика, очень между собой похожих. Дети глядели испуганно, но с любопытством.
— Мама? — робко спросила женщина. — Мама, ты меня не узнаёшь?
Млада смотрела на неё снизу вверх, а потом медленно, словно во сне протянула к чужинке измазанные в земле руки и прошептала:
— Зоряна… доченька… вернулась…
Хорош выдался цветень — первый месяц лета! Дивно хорош.