Пли! Пушкарь из будущего

Корчевский Юрий Григорьевич

К моменту окончания переделки амбара в госпиталь, как его называли, была готова у каретника моя повозка, чему я был рад. Пешком бегать по Рязани было утомительно, я решил перенести прием больных и небольшой стационар при нем в переделанный амбар, оставив в доме на экстренный случай и приемную комнату. Насколько я знал, были в Рязани травники, костоправы и другие целители, но никого оперирующего, естественно, не было.

Поработав несколько дней в госпитале, понял, что без персонала мне не справиться. Взять готовых было негде, разве что санитарок – перестелить, убрать.

Их-то

я нашел быстро, а вот подготовить что-то вроде сестер милосердия – мне придется самому. Я попросил Прохора сходить на торг, поговорить с людьми – пригласить к себе на отбор парубков и девушек. Дня через два-три ко мне стали подходить молодые люди, меня интересовало, грамотный ли, не боится ли работать с кровью. Объяснял, что надо делать после обучения. В итоге из более чем трех десятков человек отобрал троих – двух девиц и паренька. Немаловажным было и то, что у них было желание врачевать.

Забот прибавилось – кроме лечения больных, пришлось заниматься и с будущими медиками. На приеме больных я показывал им практические навыки, когда больных не было, рассказывал в объеме, который они могли усвоить, теорию, начиная с анатомии человека и кончая стерилизацией инструментов и приготовлением лекарственных трав. Кое-какие проблемы удалось решить – например, для шитья ран я использовал конский волос из хвоста. Не для всех случаев жизни, кетгут взять было негде, шелковых нитей тоже, хотя на торгу шелковые рубашки были, привезенные из Синда.

Так, в хлопотах, обучении помощников, обустройстве личной жизни пролетело полгода. Прошла зима с ее морозами, снегом, проводами Масленицы с кулачными боями. Я пообвыкся в городе, оброс знакомствами, многие дела решались проще и быстрее, на улицах бывшие и настоящие пациенты раскланивались, постепенно пришло уважение.

Анастасия и Мишенька вошли во вкус учебы, уже довольно быстро читали и писали, научились сносно считать. У одного из лоточников я покупал книги – сначала попроще, и приучил Анастасию к чтению.

Периодически захаживал в кремль, справиться о здоровье княгини, вызнать у Афанасия новости, пообщаться с боярами. Конечно, я не имел благородного звания, но пользовался уже авторитетом и весом в обществе, и разговаривали бояре и ближние княжеские люди вполне доброжелательно, как с ровней, без спеси и высокомерия. Не одного из них я поставил на ноги, дав возможность жить полноценной жизнью.

В один из вечеров внезапно, как это и бывает, ко мне домой на возке подъехал боярин, которого я оперировал несколько месяцев тому с парапроктитом. После мы сошлись, несколько раз встречались на застольях или торгу. Звали его Никифор Артемьевич. Степенно сошел с возка, он, отдуваясь, в меховой шубе, чинно поприветствовал.

– Нужда привела к тебе, лекарь, выручай. К князю посол французский пожаловал, проездом из Москвы, да занедужил сильно, князь попросил тебя приехать, попользовать болящего.

– Ладно, что ж не поехать, коли князь зовет.

Собрался я быстро, Прохор уже запряг мой возок и положил в него сумку с инструментами. Ехать недалеко. Изба посольского приказа располагалась рядом с кремлем.

На широкой кровати на мягкой перине лежал крупный мужчина в атласной рубашке с кружевами с мокрым от пота лицом. Рядом вертелся чернявый сухой мужчина неопределенных лет – толмач. После приветствия и осмотра я пришел к неутешительному диагнозу – ущемленная паховая грыжа. Надо оперировать, еще не вопрос, выживет ли после операции, но без нее – гарантированная смерть. Все это я втолковывал переводчику, боярин Никифор Артемьевич стоял рядом, его глаза беспокойно перебегали с меня на посла и обратно.

– Не дай бог, у нас в Рязани преставится, царь Михаил Федорович осерчает. Помоги!

– Да как я могу помочь, если больной не решается оперироваться?

Кое-как, с помощью переводчика и сам кое-где по-латыни, где жестами, он попытался объяснить послу положение вещей. В ответ услышал, что болезнь эта у него давно, при увеличении грыжи он сам вправлял ее, и состояние улучшалось, но этот приступ не проходит, и попытка вправления не удалась.

– Решайте, – бросил я и уселся на лавку.

После долгих и бурных переговоров посла, боярина и переводчика посол все-таки согласился на операцию. Я распорядился везти его в «госпиталь». По распоряжению лекаря Прохор привез в «госпиталь» двух помощников, еще одна была на месте – дежурила.

Операция прошла трудно – часть ущемленного кишечника омертвела, пришлось резецировать, наркоз на опиуме был слабоват для брюшных операций, инструмента не хватало.

Посол, правда, оказался мужиком крепким, очнувшись часов через шесть, попросил вина. Я разрешил дать разбавленного. Я и помощники трое суток не отходили от постели. Ученики мои видели ход операции, помогали выхаживать. Когда кризис миновал, я позволил себе уйти домой отоспаться, отослав также и двух помощников, наказав в случае ухудшения состояния отправить посыльного ко мне домой. Ночь прошла спокойно.

Утром, приехав в «госпиталь», я был немало удивлен – пациент сидел на кровати и кушал, вернее, его кормила моя ученица. Вроде дела пошли на поправку.

Сделал перевязки – рана была сухая, с грануляциями, заживление шло хорошо. К пациенту стали допускать его спутников. Пришел боярин из посольского приказа. Еды и вина нанесли на неделю, только куда его без холодильника.

Крепкое здоровье было у француза. Даже в мои дни не каждый пациент мог выздороветь после ущемления грыжи, к сожалению.

Через неделю пациент уже ходил, и я планировал вскорости снять швы. За эту неделю мы разговаривали на смеси латинского, русского, нескольких знакомых мне французских слов и остатков институтского английского. Посол оказался умен, образован и общителен, не дурак выпить. С его слов я понял, что обращался он к разным врачевателям в разных городах и странах и никто ему не мог помочь, и только здесь, в варварской России, нашелся о, великий лекарь! «Я обязательно расскажу о вашем искусстве царю Михаилу Федоровичу, а также в Париже и Лионе, куда отправлюсь после выздоровления». Вскорости я снял швы, и предупредив о дальнейшем образе жизни, мы с ним распрощались.