Пли! Пушкарь из будущего

Корчевский Юрий Григорьевич

Княгиня пока не проснулась, намаялась за предыдущие дни, отсыпалась. То и хорошо, сон тоже лечит, сил наберется.

К вечеру княгиня Елизавета Николаевна проснулась и встала. Я уже находился в комнате, взглянув смущенно в мою сторону, сказала:

– По малой нужде сильно хочу!

– Это хорошо, но только в горшок.

Чтобы не смущать, я вышел.

Как я и думал, моча оказалась с примесью крови. Диагноз, к моему счастью, подтвердился.

Чувствовала себя княгиня вполне удовлетворительно – боли прошли, беспокоила лишь легкая слабость. Я отменил постельный режим, ограничив

лишь верховую езду и езду в возке, а также острые кушанья. К вечерней трапезе меня пригласили, и княгиня сидела по левую руку от князя. Выглядела она относительно неплохо, недавнюю болезнь выдавала лишь бледность лица. Зато князь был весел. Я с достоинством поклонился. Князь и княгиня ответили кивком головы. За столом сидели только ближние бояре и приближенные лица. Но и тех набиралось около тридцати. Меня усадили с торца стола, на другом конце от князя. Стол ломился от кушаний, ни в одном ресторане я не видел такого обилия вкуснотищи. Челядь, стоявшая сбоку стола, подкладывала новые блюда взамен опустевших, виночерпий следил, чтобы бокалы и кубки были полны. После того как все слегка поели и выпили, князь, глядя через весь стол на меня, сказал:

– Благодарю тебя, лекарь Юрий, спас мою любимую жену от напасти. Верно мне сказывал боярин данковский, теперь сам убедился, в искусстве и умении лекарском достиг ты высот. Откуда на земле рязанской появился, иначе я бы раньше о тебе услышал?

Я снова рассказал придуманную легенду о житье в дальних странах.

– Лепо, – молвил князь.

Я поспешил добавить – еще дней несколько за ней понаблюдаю, дозволь.

– Дозволяю, – благосклонно кивнул князь. – Что за работу искусную просишь?

Я пожал плечами – что я мог просить? У меня ничего не было: ни кола, ни двора, ни родных, ни лошади.

Князь хлопнул в ладони. Вошел челядин, князь прошептал ему на ухо, и тот исчез, чтобы через десяток минут появиться вновь. Его сопровождали два молодца, чего-то несших на подносах, покрытых платками. Князь громко сказал:

– Жалую лекаря шапкой серебра!

Ко мне подошли холопы, один сунул в руки глубокую бобровую шапку, второй с другого подноса, где оказалась груда серебряных монет, стал горстями высыпать в шапку. Такого я и ожидать не мог. Бояре радостно зашумели, послышались крики во здравие князя и его щедрости. Когда шапка оказалась полна, я поклонился князю и поблагодарил. Видя мое замешательство – как шапку-то держать, в ней весу – килограмма три, холоп взял с пустого подноса платок, перевязал шапку и связал все четыре угла.

Поклонился и тихо сказал:

– Мы отнесем в твою комнату.

Я поднял кубок за князя и его жену, за его деток.

В общем, кончилось все, как у боярина в Данкове. Утром я проснулся с головной болью и похмельем. Типично русская болезнь. И сколько раз я себе говорил, но не будешь же отказываться на княжеском застолье. Умывшись, зашел к Елизавете Николаевне. Женщина оправилась от болезни, еще больше похорошела. Жалоб не предъявляла. Поблагодарила меня за труды.

В коридоре подошел Афанасий – тот самый неприметный человек – и повел завтракать.

Кушали в небольшой комнате – несколько приближенных человек: княжеский ключник, конюшенный, тиун, воевода и Афанасий.

Как я понял, в нашем мире его назвали бы человеком по особым поручениям. В перерывах между блюдами меня снова начали выспрашивать – кто я, откуда, где был, что видел. Пытались это делать ненавязчиво, но я-то был из двадцать первого века, по телевизору видел, что такое перекрестный допрос. И то – как можно допустить к княжескому телу незнакомца – вдруг отравит или погубит каким другим способом.

В полдень меня позвали к князю. Сидел он в той же комнате, что и в первую нашу встречу. Поздоровались, на этот раз меня посадили на стул. Разговор начался о Данкове, а также касался моей стрельбы.

– Откуда огненный бой знаешь, воевода местный сказывал – зело ловко ты с пушками управляешься, выручил город.

– Когда в дальних землях был, пришлось и огненному делу научиться, и других диковин посмотреть.

– Да, мне молвили про некие диковины, что ты делал, как доски удумал из бревен делать.

– Так, не сам удумал, тоже ранее видел.

– Любопытно. – Князь замолчал, задумавшись. – А ко мне не хочешь переехать, в Рязани жить. Это не маленький Данков. Человеку с таким искусством людей лечить в Данкове тесно будет.

В уме князю не откажешь.

Только и я помнил пушкинское: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Сегодня ты люб, а завтра можно и головы лишиться. Рязань, конечно, не Данков, да только не будет ли довлеть надо мной длинная княжеская длань? Не успел в Данкове лесопилку сотворить, как князю уже известно. Я раздумывал, князь молчал.

– Вижу – колеблешься. Даю тебе три дня на раздумье. Будешь мою семью и челядь приближенную пользовать, притеснять не буду, дом в Рязани купишь али построишь, зазнобу сюда перевезешь. Ежели полезную диковину сотворишь, долю выделю.

– Хорошо, дай мне подумать, княже.

Из боковой дверцы вышел Афанасий – князь кивнул на меня.

– Покажи в городе лекарю дома, какие на продажу, пусть пока поглядит, приценится.

Мы поклонились князю и вышли. В коридоре я схватил за рукав Афанасия.

– Где мне денег на дом взять? Без денег чего же смотреть?

Человечек изумился:

– Да тебе князь полную шапку серебра отвесил, ужель девал куда? На эти деньги ты посад целый купишь.

Мы подошли к конюшне, нашли в боковой комнате Прохора – он лежал на лавке, поглаживая живот – видно, ему здесь нравилось.

– Запрягай, – распорядился я.

Сели в возок, поехали. Через короткое время Афанасий стал дергать меня за рукав:

– Слышь, лекарь, что у тебя за возок такой? Почти не трясет, тоже диковина.

Я сказал:

– Видел в дальних странах, вот и себе сделал.

Афанасий ерзал на сиденье, довольно цокал языком.

– Надо обсказать княгине. Князь-то, Олег Всеволодович, верхами ездит, возком почти не пользуется, для парадных выездов токмо. Княгине, думаю, такое по вкусу придется.

Мы проехали по нескольким местам. Один дом мне понравился – в два этажа, из бревен, не старый, стоял близко от центра, но в тихом переулке.

Торговался в основном Афанасий. Я еще не успел всерьез решиться на этот шаг, колебался. Афанасий спросил: