Плохая девочка. 2 в 1
Шрифт:
– Ох, ну да. Тебе бы больше понравилось, если бы я плакала. – Смахнув слезы с ресниц, с жаром восклицает Мариана. – Если бы рыдала! Тебе ведь больше нравилось, когда я смотрела на тебя со щенячьей преданностью, да, Кай?
Мое дыхание останавливается. Я умираю от желания прикоснуться к ней, прижать ее к себе, зарыться лицом в ее волосы, но все мое тело сковано необъяснимым страхом.
– Ты наслаждался моей покорностью. – Влажные губы Марианы дрожат, подбородок трясется. – Ты забрал мою невинность, смял ее, а потом вышвырнул –
– И поэтому ты здесь? Тебе так плохо, что ты тут же нашла, кому тебя утешить? – С досады выпаливаю я. – Я ищу тебя третий день, а ты кувыркаешься здесь? С ним? Да скажи спасибо, что я вообще с тобой разговариваю после этого!
На миг ее лицо вытягивается, затем до краев заполняется разочарованием. Мариана сглатывает, оглядывает меня с головы до ног и с насмешкой произносит:
– Трахается он, кстати, лучше тебя.
Вселенная замирает.
Мы остаемся вдвоем. Я смотрю в лицо девушки, которая перевернула всю мою жизнь, и не узнаю его. Маска из гордости и боли – вот и все, что от нее осталось. И это я с ней сделал, это моих рук дело.
– Не расстраивайся, – кокетливо поправив одеяло под грудью, мурлыкает она и игриво подталкивает меня плечом, – лучше порадуйся за меня: ты сам сказал, что мое тело не священно. И я лишь следую твоим советам – распоряжаюсь им, как хочу, и занимаюсь сексом с тем, с кем хочу. Ни в чем себе не отказываю.
Меня пошатывает.
Мариана отомстила мне, и что хуже – я это заслужил. Она знала, как сделать мне больно, ведь я был для нее лучшим учителем.
– Ненавижу. – Выдыхаю я ей шепотом в губы.
– Знаю. – Сочувственно пожимает плечами Мариана. – Прости. – Она обводит меня долгим, усталым взглядом. – И, если ты закончил, уходи. Нам с Витей не терпится продолжить то, что мы начали до твоего прихода.
Мне хочется закричать, но я больше не могу. У меня нет сил. Голова идет кругом. Ее слова режут меня без ножа, ковыряют по коже, пускают кровь.
– Скажи, что это неправда. – Молю я жалким, беспомощным детским шепотом.
Мариана как в замедленной съемке мотает головой:
– Уходи.
Мне кажется, я тучей плыву на выход, с меня капает вода, просто этого никто не видит. Я весь превращаюсь в гребаный ливень, бушующий у меня внутри и рвущийся наружу.
– Вон! Вон из меня! Из моего сердца, из моих кишок, из моих мыслей – вон! Убирайся! Пошла! Вон отовсюду! – Орет мое сознание, когда я, молча, сбегаю вниз по ступеням подъезда. И только маленький мальчишка на дне коробки с обидами тихо бормочет: – Я умру без тебя… Умру…
Мариана
Я – убийца. Убиваю словами, калечу, ломаю. И мне не нужно объяснять, как
Ты смотришь прямо в глаза и говоришь совсем не то, что думаешь. Такая игра «наоборот». Говоришь и наблюдаешь, как он корчится, когда эти слова переворачивают его нутро, сдирают кожу, царапают внутренности, продираются битым стеклом по желудку и выбираются наружу грязным месивом из злости и слез.
Великолепно!
И так больно. Так сладко. Все, как он любит.
– Уходи, – произношу я из последних сил, видя, как взгляд Кая дичает и плывет.
Мне хочется броситься ему на шею, прижаться лицом к его щеке и грудью к его груди. Хочется вдохнуть его запах, обнять его крепче, целовать его до тех пор, пока не перестану чувствовать припухшие от поцелуев губы. Но ни один мускул на моем лице не дергается в тот момент, когда я поражаю его этими словами, точно выстрелом.
Уходи…
Мне было бы легче, если бы он стал крушить все вокруг, если бы ударил меня, наорал, унизил, оскорбил. Но Кай уходит, не сказав больше ни слова, и прежде, чем я понимаю, что так будет лучше для нас обоих, я остаюсь в крошечной темной страшной комнатушке без воздуха и света с диким желанием закричать ему вслед – хоть что-то закричать.
Хлопает дверь, и я вздрагиваю всем телом. Этот хлопок как выстрел – пронзает меня насквозь.
Я бессильно опускаюсь на кровать, и слезы словно срываются с внутренней цепи. Грудь начинает ходить ходуном, плечи трясутся, и лицо разом затапливает горячей влагой.
Я не проронила ни слезинки, пока Кай был рядом, не хотела, чтобы он видел мою слабость, и, вероятно, это сослужило плохую службу – теперь рыдания буквально выворачивают меня наизнанку, до тошноты, а от слез мутная пелена плывет перед глазами.
Слышу только, как Витька, не проронив ни звука, выходит из спальни. Его шаги стихают в коридоре. А через пару минут он возвращается со стаканом воды, протягивает его мне.
– Он ушел? Ушел? – Захлебываясь в рыданиях, спрашиваю я.
– Да. Вернуть его? – Спрашивает парень.
«Да! Пожалуйста! Пожалуйста, верни, я не смогу, я не хочу без него!» – говорит душа. И тут же внутренний голос ее обрывает: «Он разбил тебя на осколки, сделал из тебя ничто, растоптал!»
– Нет. Нет… – Лепечу я, размазывая слезы по щекам.
Беру стакан, пью воду, стуча зубами о стеклянный край.
Одеяло спустилось до бедер, но мне плевать. Но не Сереброву – он забирает стакан, ставит его на столик и помогает мне прикрыться. Садится рядом и после вздоха обнимает меня, прижимает к груди.
– Мне так плохо. – Всхлипываю я.
В этот момент мне кажется, что больше незачем жить. Больше нет ничего: ни жизни, ни мечты. Никаких смыслов.
– Я думал, он меня убьет. – Тихо признается Виктор.
Все мои слезы впитывает его футболка.