Плохая хорошая девочка
Шрифт:
— Ну да, да, сказок много сказывают. И сейчас, и прежде, в старину… То вроде бы в лесу нашли «какого-то чудовища, облаянного собаками, от коих он оборонялся своими руками». Стреляли в оного чудовища, которое и пало на землю. Осмотрели его со всех сторон…
— И что же?
— А был он ростом три аршина, мохнатый, шерсть густая, длиной полвершка…
— Вершок — это сколько?
—
— Лохматый!
— Не имелось шерсти у него только на носу и на щеках. Сам он «цвету черноватого», «у ног перстов нет, пяты востроватыя».
— То есть?
— Пятки острые.
— И что?
— Загвоздка в том, что даже в самых труднодоступных местах самых диких гор не осталось теперь якобы таких сокровенных уголков, где ни побывал бы человек.
— Может, раньше и не было, — вздохнула я. — А теперь…
— Что вы хотите сказать, Элла?
— Ведь какие-то дикие места обживаются, а какие-то, прежде обжитые, сейчас, наоборот, приходят в запустение, дичают… Разве вы, Оскар, никогда не читали о «мертвых городах», о брошенных деревнях? Раньше их, скажем, не было.
— А теперь?
— А теперь есть.
— Ну что ж. Как версию можно принять. Известно, кстати, что в США в начале прошлого века близ города Оровилла был и правда обнаружен дикий человек. Но это был просто последний индеец исчезнувшего племени. Американский антрополог Кребер написал о нем целую книгу — «Ищи в двух мирах» называется.
— Вы читали?
— Читал.
— А ведь это интересно…
— Что именно?
— Понимаете? Последний человек исчезнувшего племени! Может быть, здесь в Прекрасной долине тоже что-нибудь исчезло? Какое-нибудь племя?
— В общем, «служивые люди» и криптозоологи никого нигде не нашли, а мы вот тут вдруг обнаружили…
— Да… Логово-то точно!
— Ну и ну!
— Может, раньше эта долина была обитаемой? И эти — ну, те, что жили в пещере и разводили костер! — могут быть, если их помыть и побрить, самые обычные люди?
— Просто люди, отвернувшиеся от цивилизации? Аскеты, отшельники?
— Она сама, эта цивилизация, возможно, от них отвернулась.
— То есть, по-вашему, Элла, речь может идти о «диких людях», но не по своей воле отвернувшихся от цивилизации?
— Да…
— Интересно знать, каким же образом наша долина «одичала»? Стала необитаемой?
— Я не знаю… Вы, кстати, не обратили внимания: у нашего проводника — у него носки были повернуты внутрь?
— Не знаю, дорогая, не приглядывался. Но, кажется, у бедняги были совершенно нормальные ноги.
— Вот видите!
— Да ничего я не вижу! Во всяком случае, длинных волос, закрывающих глаза, у него не было.
— Это его подстригли в вашем турбюро.
— То есть?
— Понимаете… Ну кого обычно дают в проводники?
— Кого?
— Местного жителя.
— Ах, вот оно что…
— А кто тут местный житель?
— Понятно. Какой-нибудь йети?
— Вот именно. Ваши устроители уже, должно быть, в Прекрасной долине кого-то поймали и приручили…
— Вот как?
— Этот проводник никогда мне не казался похожим на нормального человека.
— Вы уверены? — усмехнулась Звездинская. — Далеко нас могут завести такие рассуждения!
— Понимаете, Нинель… Если плачущая крошка, которую я тогда обнаружила завернутой в шкуру, — это был детеныш… Уж не знаю, право, чей! То речь идет, понятное дело, о самке… Она была где-то рядом.
— И что же?
— Может, он поэтому сбежал?
— Кто он?
— Ваш проводник.
— То есть?
— Она его сманила.
— Эта самка?
— Да!
— С ума сойти, что за версия!
— А знаете, что я думаю, Элла? — вздохнул Оскар.
— Что?
— Я думаю, это был самый обыкновенный парень. Немного, правда, с придурью.