Плохие парни
Шрифт:
«Линкольн» пронесся под большим дорожным щитом, извещавшим о повороте на Нью-Джерси, обогнал «шевроле», на капоте которого трепетал пуэрториканский флажок.
– Драные ублюдки, – пробормотал Винни.
Не будь на свете пуэрториканцев, негров и китайцев, его руки не были бы такими чистыми. Но они могут стать еще чище; и если все пройдет хорошо, то через пару месяцев, глядишь, и станут.
Кассета уже торчала в стереосистеме, которой Кламс оборудовал свой «линкольн». Он нажал на кнопку – и сразу же из шести динамиков ему запела Оливия Ньютон-Джон.
«Перейдем к телу, перейдем к телу...»
Это была единственная кассета, которую он держал в машине, и единственная песня на всей кассете, которая ему по-настоящему нравилась.
Заметив впереди рытвину, Винни заблаговременно сбросил
Винни Кламс был убежден в том, что секрет его успеха заключается в осторожности, и поэтому сегодня ругал себя за чрезмерное возбуждение, но тут уж было ничего не поделать. Три сотни тысяч наличными – таких дел он еще не проворачивал! И опять его мясистые губы шевельнулись в улыбке. Далеко он пошел, начав с продажи жетонов для автомата старшеклассникам в Вашингтон-сквер-парке!
На взгляд Винни, поворот в его жизни произошел три года назад, когда его взяли по какой-то сравнительно безобидной статье. Обычно в таких случаях его адвокату удавалось свести дело к штрафу и испытательному сроку, но на этот раз чертов помощник прокурора оказался несговорчивым. Он разразился на суде такой речью, словно Кламс специализировался на изнасиловании малолеток, и старый ублюдок судья упрятал его на шесть месяцев за решетку. Когда росту в тебе пять футов семь дюймов, а весишь двести шестьдесят пять фунтов, делить с напарником по несчастью камеру восемь на десять футов не так-то просто. Но к тому времени, когда Винни освободили, ему удалось сбросить тридцать семь фунтов, и он поклялся никогда больше не попадать за долбаную решетку.
Одна только мысль о камере приводила его в ужас. Но не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о том, как сидел в ней, потея и задыхаясь, и вновь и вновь клялся себе в том, что с грошовым бизнесом он, выйдя отсюда, раз и навсегда завяжет. Каждый день в камере он твердил себе, что отныне займется серьезными операциями с наркотиками, сулящими изрядные барыши. Это будет отнимать меньше времени, и ему не придется вечно торчать на улице. Он поклялся себе, что на улице его больше не сцапают. Нечего и соваться в наркобизнес... если не сумеешь заставить кого-нибудь делать черную работу вместо себя.
В плане, придуманном Кламсом, не было ничего оригинального: более или менее традиционный путь; тропа, на которую вступают все уличные толкачи, решив выбиться в люди. Наркоман готов поцеловать тебя в задницу, вылизать ее дочиста, надраить тебе башмаки – лишь бы получить то, что ему нужно. Все постоянные клиенты Винни были именно таковы. И поэтому, как многие до него, Винни решил воспользоваться практически дармовыми рабочими руками и образовать небольшую группу уличных торговцев из числа наиболее доверенной клиентуры, с которыми он мог бы расплачиваться высококачественным товаром. Существовало только одно препятствие: Винни Кламс работал у мистера Мистретты, у которого, как еще кое у кого из нью-йоркских крестных отцов, имелись идиотские старомодные представления о порядочности и чести. Винни считал правила, предписанные стариком, сущим бредом. Продавать наркотики крупным дилерам Мистретта находил совершенно нормальным делом, но не допускал того, чтобы его люди оказывались лично втянутыми в уличную торговлю. И он и главы других семейств называли продажу наркотиков непосредственно потребителям «негритянским бизнесом», хотя и получали больше шестидесяти процентов чистого дохода от всех наркотиков, проданных в Гарлеме.
Сидя в тюрьме, Кламс ломал голову над этой задачкой, но, выйдя на волю, обнаружил, что все изменилось. Здесь уже шла игра по другим правилам. Ричи Варга все переустроил по-своему. Это было просто невероятно. Три семейства избрали его на роль наследного принца, а он исхитрился вздрючить их всех! Что за чертовщина! Начал давать показания – и пересажал полгорода! К тому моменту, когда Кламс вышел на волю, в семействах царило смятение, и люди прятались по щелям, их власть практически сошла
Но для таких парней, как Винни Кламс, упадок мафиозных семейств означал и радость и горе. Ясное дело, теперь он мог вести дела по-своему, без оглядки на дряхлый кодекс чести и прочую ерунду, но без поддержки Мистретты ему не с чего было начать – не было связей, наличных, кредита – ничего. Поэтому, утратив опору на семейство, Винни Кламс вновь оказался выброшен на улицу – после тюряги принялся кружить по старым местам в Бруклине и в Грэйвсэнде, торгуя ворованными телевизорами и видеомагнитофонами. И тут-то его и позвали некие заинтересованные люди – заинтересованные в самом Винни и в его опыте торговли наркотиками, заинтересованные настолько, что они были готовы вложить в него деньги. И в него, и во множество других ублюдков, выброшенных на берег без гроша в кармане, после того как не стало былых семейств.
Заинтересованная сторона объяснила Винни, что берет к себе лучших работников трех уничтоженных семейств, с тем чтобы организовать собственное. Заинтересованная сторона объяснила Винни, что она в состоянии свести его с серьезными поставщиками и обеспечить необходимыми суммами для начала, если, конечно, он, Винни, согласен сотрудничать с новым семейством и, разумеется, отстегивать ему изрядную долю. Заинтересованная сторона объяснила Винни, что если он будет справляться с порученным, то в дальнейшем, не исключено, его ждет в организации более серьезное и не связанное с таким риском дело, что-нибудь вроде контрабанды бензина или же спекуляции со страховкой. Заинтересованной стороной оказалась подлая крыса дяди Сэма, стукач Ричи Варга. Варга намекнул даже на то, что вся деятельность семейства будет проходить под опекой Программы обеспечения безопасности свидетелей, проводимой министерством юстиции. О таком нельзя было даже и мечтать! Кламс почувствовал, что его час пробил, и с благодарностью принял предложение Варги.
Получив у Варги деньги, Винни обзавелся кое-каким запасцем: кокаин, героин, пыль, крэк – и на продажу, и для расчета с уличными торговцами. Кламс перебрался в квартиру в только что отремонтированном многоквартирном доме на Лафайет-стрит в нижнем конце Манхэттена, в доме, так и кишевшем карьеристами всех мастей, курносыми красавчиками с превосходной осанкой – людьми, которых Винни от всей души ненавидел. Но местонахождение дома было превосходным, потому что отсюда было удобно вступать в прямой контакт с торговцами, работающими на улицах Ист-Виллидж и Бауэри. Винни только и надо было сидеть на кушетке, договариваться о сделках по телефону, раздавать своим наркоманам товар и взимать с них деньги. Его единственная послеполуденная обязанность заключалась в «выплате жалованья», а жалованье своим ублюдкам он заранее распихивал по бурым конвертам в зависимости от «трудового участия» каждого. Одних – за хорошую работу – он премировал более качественным товаром, других – штрафовал лежалым и второсортным. Или же заставлял их приходить за «жалованьем» по нескольку раз. Время от времени кто-нибудь из торговцев закатывал ему истерику – ну и что? Как полагал Винни, наркоманы подолгу не живут, и кого они, в конце концов, волнуют? И кроме того, у него не было отбоя от желающих поучаствовать в его деле, начав с самой мизерной оплаты и самой ничтожной позиции в бизнесе.
И тем не менее, распухая от барышей, Винни по-прежнему нервничал. Конечно, деньги доставались ему легко, и он круто шел в гору, но перспектива еще раз угодить за решетку маячила перед ним неотвязным кошмаром. Он понимал, что при всей своей осторожности запросто может попасть туда вновь – и уж на этот раз не на какие-то жалкие шесть месяцев. Он понимал также, что единственным способом избавиться от этой угрозы было бы полное прекращение торговли наркотиками. И как раз в эту пору он решил приблизить к себе кое-кого из своих наркоманов и поручить им вести все дело самим.