Плохой
Шрифт:
— Четыре миллиона долларов, — произношу я, поправляя запонки. — Я дам вам четыре миллиона долларов за землю вокруг Лаго Эстрельядо.
— Нет. — Он берёт недокуренную сигару из пепельницы на своём столе и подкуривает её.
Я смотрю на него, уголок моих губ приподнимается в раздражённой улыбке.
— Не думаю, что вы понимаете, с какой щедростью я делаю вам это предложение.
— Мне насрать на твою щедрость. — Хесус широко улыбается. — Как я уже сказал, я не заключаю сделок с русскими.
Мой пульс стучит у меня на шее, кровь приливает к лицу.
— Я предполагаю, что ты не понимаешь, с кем имеешь дело, и я дам тебе ещё одну возможность принять мудрое решение, друг мой.
— Я знаю, кто ты такой,
Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох. Я не принимаю отказов. Никогда. Я открываю глаза и встаю со своего места, бросив мимолётный взгляд на Хесуса, направляясь к двери его кабинета. Я старался быть милым, правда старался.
Итак, что же с ним делать? Убийство — это так скучно, и, если Хесуса убьют без стратегического планирования, другой лидер просто займёт его место. Я любитель театральности, празднеств, поэтому просто сыграю небольшую партию в шахматы. Натравить картель на картель, сидеть сложа руки и наблюдать за бойней, как император на шоу гладиаторов. А потом, когда Рим будет лежать в руинах, я нападу и заберу свою землю. Бесплатно.
Как только мы садимся в машину, я бросаю взгляд на Игоря.
— Узнай всё, что сможешь, о картелях Хуареса и Габриэле Эстраде, хорошо, Игорь? Нет ничего лучше, чем если Хесуса уничтожит его собственный враг.
Глава 2
КАМИЛЛА
«Whore» — In This Moment (трек)
6 месяцев спустя
Хесус стоит посреди фойе, окружённый вооружёнными до зубов мужчинами, а я стою в коридоре и наблюдаю. Он сгибает палец, подзывая меня. Я заставляю себя улыбнуться, входя в комнату, и останавливаюсь перед ним.
— Любовь моя, — говорит он, — я должен пойти и убить твоего брата и всех его маленьких друзей. — Он гладит меня по щеке, и я борюсь с волной отвращения, угрожающей подняться.
— Ах, Хесус, я очень надеюсь, что он убьёт тебя, — отвечаю я.
Его лицо краснеет, а челюсть напрягается, прежде чем он направляется к двери, сопровождаемый половиной своей армии. Как только дверь закрывается, я поворачиваюсь и иду по дому, думая о том, насколько слаб Хесус.
Войны ведутся постоянно. Люди умирают за то, что им не принадлежит: за власть, деньги, даже за любовь. Но нет войн более кровавых, чем войны картелей. Деньги и власть абсолютны и не имеют себе равных. Люди будут сражаться и умирать за такие вещи, и Хесус не исключение. Ирония в том, что я должна быть его залогом, сестрой, которую он похитил, чтобы держать Габриэля, своего врага, в узде. Он не понимает, что настоящий враг — это тот, кто спит в его постели, прислушиваясь к каждой частице информации. Подмечая каждую слабость. Тот факт, что он пошёл сражаться с моим братом вместо того, чтобы убить меня, показывает, насколько глубоко он попал в мою ловушку.
Да, Хесус слаб, и это его убьёт.
Когда я брожу по почти пустому дому, я представляю, как красиво выглядела бы вилла, охваченная пламенем; люди Хесуса кричат в агонии, когда с их тел сходит кожа. Эта мысль вызывает улыбку на моём лице, но, увы, я должна выждать своё время. Если моему брату не удастся убить Хесуса, это придётся сделать мне, и гораздо легче перерезать горло мужчине, пока он трахает тебя, чем когда он приставляет пистолет к твоей голове.
Я прохожу мимо бильярдного стола в игровой комнате, проводя пальцами по войлоку по пути к бару в углу. Я наливаю стакан бренди и делаю глоток. Алкоголь обжигает по пути вниз, и я закрываю глаза, представляя все способы, которыми Габриэль мог бы убить Хесуса. Конечно, это будет кроваво и ужасно. Смерть, достойная босса — послание.
Раздаётся громкий хлопок, и земля сотрясается,
Какого хрена?
Я спешу к окну. Люди в чёрном военном снаряжении врываются во двор. Это не Хесус, и не Гейб. Я должна предположить, что кто бы это ни был, он враг. И для всех, я шлюха Хесуса, а это значит, что я всё равно что мертва, если они меня найдут. Раздаётся быстрое хлоп, хлоп, хлоп выстрелов, и я немедленно опускаюсь на корточки и прижимаюсь спиной к стене. Чёрт.
Я подползаю к бильярдному столу и шарю под ним.
Наверняка у этих ублюдков где-то здесь припрятан пистолет? Ничего. Чёрт возьми!
По коридору раздаются шаги, и я хватаю бильярдный кий, разламывая его коленом. Я сжимаю куски дерева в каждой руке и бросаюсь к двери, прижимаясь спиной к стене. Ручка опускается, и дверь открывается прежде, чем покрытый пылью ботинок переступает порог.
Опустившись на одно колено, я вонзаю зазубренную деревяшку в бедро мужчины ещё до того, как он успевает проникнуть внутрь. Он кричит от боли, с глухим стуком ударяясь об пол. Я высоко поднимаю другой обломок дерева и целюсь в кожу у основания его шеи, но замираю, когда холодный металл касается моего затылка. Дуло пистолета. Я могу быть озлобленной и слетевшей с катушек, но я не идиотка.
— Руки за спину. — Его сильный русский акцент заставляет меня ощетиниться.
Я медленно завожу руки за спину. Он связывает их вместе стяжкой, а затем использует их, чтобы протащить меня через весь дом к офису Хесуса. Конечно, я могла бы драться. Я могла бы попытаться убежать, но я этого не делаю. Я предпочитаю знать, с кем я сражаюсь или от чего убегаю. Мужчина затаскивает меня внутрь офиса и усаживает на стул, по-прежнему держа мои руки за спиной.
— Вы тупые ублюдки. — Я смеюсь. — Вы знаете, чей это дом? Вы все умрёте. — Я ненавижу Хесуса, но прямо сейчас я надеюсь, что он убьёт этих русских ублюдков.
Мужчина достаёт из кармана тряпку и запихивает её мне в рот, затем обвязывает другой кусок материи вокруг моей головы, чтобы удержать кляп на месте. Он гладит меня по макушке, прежде чем уйти. И вот я сижу связанная и с кляпом во рту, слушая, как начинается тотальная война.
Проходит несколько минут, прежде чем дверь снова со скрипом открывается, но на этот раз внутрь входит мужчина… что ж, он не похож ни на одного солдата, которого я когда-либо видела. Его костюм-тройка идеально облегает его мускулистую фигуру. Его тёмные волосы аккуратно уложены вверх, крича о сексе и деньгах, а его сапфировые глаза смотрят на меня так, как, я думаю, акула смотрит на свою беспомощную жертву прямо перед тем, как напасть. Некоторые люди обладают властью, в то время как другие просто являются властью. Этот человек носит её как вторую кожу, непробиваемую броню. Я видела плохих людей, но этот… он действительно плохой. И я мгновенно понимаю, что мне крышка.
Он останавливается передо мной, не говоря ни слова, проводит пальцем по моей щеке и протягивает руку, чтобы развязать мой кляп. Как только кляп вынимается, я плюю в него.
— Vete a la verga culero! (исп. — Иди ты к чёрту!)
Смех вырывается у него из горла.
— Я правда люблю дерзких женщин.
Ловким движением запястья он расстёгивает пуговицы своего пиджака и обходит стол, чтобы сесть. Откинувшись на спинку стула, он достаёт из кармана пиджака маленькую жестянку, открывает её и достаёт сигару. Он перекатывает сигару между пальцами, не сводя с меня глаз, как будто я что-то завораживающее — может быть, его новая игрушка.