Плоть (авт. сборник)
Шрифт:
— О’кэй. Я позвоню Роде. Пока.
Галерс включил настенный экран, на котором появилась невысокая стройная девушка в зеленой кофте и такого же цвета брюках. Закинув ногу на стол она что-то читала. Марк увеличил изображение, чтобы разобрать слова на обложке.
— Снова Генри Миллер, Рода? Неужели ты читаешь только классику?
Рода Ту, отложив книгу, поправила короткие черные волосы и озорно сверкнула темными раскосыми глазами.
— Когда в реальной жизни нет ничего волнующего, приходится искать это в книгах. Вы ведь упорно придерживаетесь сугубо профессионального отношения
Галерс приподнял рыжеватые брови.
— Я не единственный мужчина на Луне, Рода.
Она улыбнулась и хотела что-то сказать, но он строго посмотрел на нее и спокойно добавил:
— Прихватите свою аппаратуру. Попахивает жаренным.
Девушка вскочила.
— Сию минуту, доктор.
Экран погас. Марк проверил содержимое врачебного саквояжа и уже одевал зеленый пиджак, когда в комнату вошла Рода, втащив за собой тележку с громоздким металлическим автодиагностом, оборудованным множеством различных шкал и гнезд для кабелей.
— А кто пациент, доктор?
— Насколько я понимаю, дочь капитана недавно прибывшего звездолета.
— Опять! Я так мечтала, чтобы это оказался мужчина! Этакий, знаете ли, крупный, зрелый, но слегка прихворнувший самец, который, придя в себя, влюбится в меня с первого взгляда.
— И снова лишится чувств, если захочет, чтобы с ним ничего не случилось.
Так, перебрасываясь репликами, они прошли через качающийся переход шлюза. Рода тащила за собой тележку с автодиагностом. Зеленый огонек свидетельствовал, что в шлюз можно входить без опаски. Там уже ждал вездеход. Девушка подала прибор и тележку водителю, тот одной рукой принял груз и разместил его внутри. Рода, подпрыгнув на три метра, оказалась в кабине. Галерс сел рядом с нею. За ними последовал еще один мужчина и сел напротив. Дверь захлопнулась, шлюз отворился, и вездеход выехал на дорогу.
Никто из пассажиров не смотрел сквозь затемненное стекло на окружающую их безжизненную равнину и далекие горные кряжи.
— Ну, как там ваши сыскные занятия, Рэсполд? — попыхивая сигаретой, спросил Галерс.
Рэсполд, высокий мужчина с блестящими черными волосами, темными проницательными глазами и носом ищейки, лениво ответил:
— Честно говоря, скука заедает. Преступление на Луне — штука крайне редкая. — Голос его звучал спокойно и уверенно, компенсируя недостатки внешности. — Убиваю время рисуя голых красоток или лунные пейзажи.
— Не буду больше вам позировать, — сказала Рода.
— На ваших рисунках я выхожу слишком толстой.
Рэсполд улыбнулся, обнажив длинные белые зубы.
— Ничего не могу с собой поделать. Мое подсознание тоскует по рубенсовским женщинам. Таких не сыскать теперь. По крайней мере, на Луне.
— Вы, кажется, подавали заявление о переводе? — поинтересовался Галерс.
— Да, но ответа не получил. Просил послать меня на Виденвулли. Эту планету только начинают осваивать. Это фронтир, где через каждые десять шагов встречается индивидуалист, или неврастеник. Оттуда прибыл запрос на детектива, который не боится тяжелой и грязной работы. — Он мечтательно улыбнулся. — А когда вы-то вылетаете, Галерс?
— Как только найду подходящего зверя. На выбор отпущено тридцать дней. Тут надо быть очень осторожным. Бели я не уживусь с капитаном или командой, жизнь на звездолете может стать сущим адом.
— А вы не хотите подобрать себе планету по вкусу?
— И застрять там на десять лет, пока не выплачу компании долг за медицинское образование? Нет, благодарю покорно. Оставшись корабельным врачом, можно сделать это за шесть лет, посетив при этом множество планет и, хвала небу, проводя отпуск на Земле.
— Но при всем этом много времени придется проводить, между прочим, копаясь в кишках зверей.
— Знаю. Но, надеюсь, стерплю. А потом буду работать на Земле. Такая перспектива меня вполне устраивает.
— А меня — нет. Слишком много сыщиков и мало преступников. Там я никогда не дождусь повышения. Виденвулли меня устраивает больше.
— Кажется, — заявила Рода, — мне тоже придется туда отправиться. За мужем. Говорят, там на пять мужчин приходится одна девушка. Замечательно, просто замечательно!
Мужчины угрюмо уставились на нее, и в кабине воцарилось молчание до самого дока номер 24.
Подхватив свой саквояж, Галерс спрыгнул на землю. Пройдя через шлюз, он очутился на левом борту «Короля Эльфов», где его встретил таможенный инспектор Гарри Харази.
— Сюда, Марк. Девушка находится в своей каюте. Уверен, такой хорошенькой ты еще не видел. Хотя сейчас она бледноватая и осунувшаяся. И язык у нее какой-то изжеванный.
— А кто находился поблизости, когда она заболела?
— Ее отец, насколько нам известно. Он и сейчас в ее каюте. Не хочет оставлять дочку одну до прихода врача. То есть тебя.
— Спасибо за информацию.
Пройдя коридор, они поднялись на другую палубу, миновали помещение, где члены экипажа раздевались для таможенного и медицинского досмотра, и по узкой винтовой лестнице добрались к каюте девушки. Харази постучался, и из-за двери раздался низкий мужской голос:
— Войдите.
В просторной каюте размещалась двойная койка, туалетный столик с трюмо и еще один стол, откидной от стенки. В углу стояла шагающая кукла высотой более метра. На стенке висели две полки: одна — с книгами и микрофильмами, другая — с морскими раковинами, добытыми в морях двух десятков планет. Над второй висела фотография женщины. Дверь между койкой и туалетным столиком вела, судя по всему, в ванную, которая, в свою очередь, соединялась с соседней каютой, где через чуть приоткрытую во вторую каюту дверь виднелась развешанная на стоячей вешалке одежда белого цвета.
Такой же белой была и форма капитана звездолета Асафа Эверлейка. Галерс удивился, ибо компания «Саксвелл Стеллар» требовала, чтобы ее служащие носили только зеленую форму. Однако одного взгляда врача на лицо капитана было достаточно, чтобы понять: этот человек в состоянии настоять на удовлетворении своих прихотей даже перед таким гигантом, как «Саксвелл». Суровое и энергичное лицо Рэсполда казалось нежным и кротким по сравнению с лицом Эверлейка.
На нижней койке лежала девушка в белом. Цвет ее лица почти не отличался от одежды. Глаза были закрыты, а окровавленный рот чуть-чуть приоткрыт. За искусанными губами виднелся распухший, как будто изжеванный, язык.