Плоть и кости
Шрифт:
— А что мы будем делать… гм… с этим?
— Ну, если ты только не в восторге от того, как это выглядит, мы достанем это из тебя. Твоя рубашка промокла от крови, поэтому я выбросила ее.
— Ах.
— Кожа вокруг раны приобрела странный цвет и отвратительно пахнет, и меня это беспокоит, потому что все происходит слишком уж быстро для обычной инфекции. Поэтому я приложила кое-что к отверстиям раны — паутину, мох и тому подобное. Чтобы замедлить заражение.
Чонг кивнул, он тоже кое-что знал о натуральных лекарственных средствах. В их времена об этом знали все,
В углу хижины горел небольшой костер, в котелке над огнем пузырился травяной отвар. Лук и колчан со стрелами, когда-то принадлежавшие брату Дэнни, валялись на полу. Трофеи, доставшиеся им после происшествия, о котором Чонг предпочел бы забыть.
— Насколько… все серьезно? — осторожно спросил он. — Насколько серьезно я ранен?
— Ты не погиб, и это уже кое-что. Стрела не задела внутренние органы, ты не харкаешь кровью, и все такое.
— Мне кричать «ура»? — едва слышно пробормотал он.
— Но, с другой стороны, парнишка, ты потерял море крови и совсем не думал о том, чем это обернется, когда вцепился в Эндрю. Я и дохлого опоссума бы не поставила на то, что ты продержишься так долго, ведь на вид ты такой хлипкий. Но все же у тебя есть порох в пороховницах.
— Спасибо. Думаю, да. — На мгновение он закрыл глаза, пытаясь справиться с подкатившей волной тошноты. Его тело покрылось липким потом. — Ты сможешь вытащить ее?
Бунтарка фыркнула и, наклонившись, подняла колчан брата Дэнни. Достав одну из стрел, она показала ему наконечник:
— У твоей стрелы точно такой же зазубренный наконечник. Большая острая штуковина. Мне придется выдрать из тебя огромный кусок мяса. Ты этого хочешь, парень?
— Нет. И не могла бы ты не называть меня так?
— А как прикажешь мне тебя называть? — спросила она, в ее глазах промелькнули вызов и удивление.
— Меня зовут Лу Чонг. Но друзья зовут меня просто Чонг.
— Ха, Чонг. Корейское имя?
— Китайское.
— Ладно. Понимаешь, я просто не знаю, чем был пропитан наконечник этой стрелы. Но от него разит смертью, и это плохая новость.
— Яд?
— Или что-то в этом духе, — ответила она. — Как бы там ни было, мы должны хорошенько подумать, как вытащить стрелу и как потом остановить заражение.
Он склонил голову набок, глядя на нее, и облизнул губы.
— Почему ты мне помогаешь? Тогда на поле ты и твои друзья были полны решимости… ну, ты понимаешь.
— Да, понимаю, и мы бы сделали это.
— Не сомневаюсь. Итак… откуда такие перемены? И дело не в том, что я сомневаюсь в твоих решениях.
Бунтарка взглянула на Еву.
— Еви рассказала, что ты с друзьями — милым парнишкой с мечом и той рыжей ведьмой — спасли ее от серых людей. И это очко
— Тогда на поле все выглядело по-другому. Помню, вы пытались забрать наше оружие и снаряжение.
Бунтарка пожала плечами:
— Сейчас непростые времена, разве ты не в курсе? Апокалипсис и все такое. — Она потерла лицо. — А еще ты пытался спасти Сару и Еву от брата Эндрю. Едва не погиб, стараясь им помочь. Поэтому самое меньшее, что я могла сделать, это привезти тебя сюда и вытащить стрелу.
— Брат Эндрю, — повторил Чонг, недоуменно покачав головой. — Кто, черт подери, эти жнецы и зачем они все это делают? — спросил он. — Я слышал разговор Картера и брата Эндрю, поэтому кое-что все-таки понял. Это как-то связано с культом? С религиозным культом?
Бунтарка задумалась.
— Да, это связано с религией, — подтвердила она. — О «культах» не знаю. Но это все очень серьезно.
Она рассказала о святом Джоне и его убежденности в том, что серая чума была чем-то вроде «вознесения», а все, кто остался в живых, — грешники. Святой Джон основал движение жнецов, чтобы препроводить оставшихся людей во тьму.
— Тьма? Что это? Небеса?
— Точно не знаю. Святой Джон говорит, что там не существует боли и страданий. Но он никогда не упоминал о жемчужных вратах и тому подобных вещах.
— И люди присоединились к нему?
Странный свет вспыхнул в ее глазах.
— О да, и еще как. Сотнями и тысячами.
Чонг задумался.
— Брат Эндрю долго говорил, как трудно выживать на просторах «Руин». Повсюду болезни и голод, не говоря уже о зомах.
— Зомах? О, ты хочешь сказать, зетах. Больше никто не называет их зомами, кроме некоторых торговцев или лесников. В основном их зовут «серыми людьми» или «серыми бродягами». Без разницы.
— Значит… если я правильно понял, — сказал Чонг, — люди жаждут присоединиться к жнецам и принять «тьму», потому что в этом мире стало невозможно жить? Так?
Она кивнула:
— Конечно, все не так просто, но суть ты уловил. Если в твоей жизни нет ничего, кроме страданий и страха, и следующий год будет не лучше, да и все последующие годы тоже… кто откажется от предложения избавиться от боли и страданий?
Чонг вздохнул:
— Я бы сказал, что не слышал ничего более безумного, но это не так. Те, кто хочет отправиться к богу, могут сделать это прямо сейчас, а те, кто желает получить искупление грехов или обрести важную цель, могут присоединиться к жнецам и выполнять волю бога, прежде чем отправятся на встречу со своими умершими близкими.
Бунтарка окинула его долгим, оценивающим взглядом.
— А ты не глуп, не так ли?
— Стараюсь.
Внезапно новая волна тошноты накатила на него, и он с трудом проглотил подкативший к горлу ком.
— Ты в порядке?
— Уже лучше. Просто слабость. И подташнивает.
Бунтарка коснулась его лба.
— С тебя пот льет ручьем, но лихорадки нет. Ты совсем плох.
— После стрел такое бывает, — ответил Чонг.
— А, — откликнулась она. — Я о таком наслышана.
Склонившись над ним, Бунтарка внимательно осмотрела наконечник стрелы.