Плут. Хардкор для мажора
Шрифт:
Сытость +2
Сытость +2
После пятой надписи живот снова схватило, съеденное пошло вверх, и меня вырвало прямо здесь же, рядом с кустом. В интерфейсе замигали уже две полосы:
Сытость: 15/80
Жажда: 72%
Я стоял, склонившись над вонючей лужей, и дышал как паровоз. Жажда?!
Ваш персонаж должен регулярно пить. При увеличении Жажды до ста процентов персонаж
Опупеть...
Отойдя от куста, я в изнеможении опустился на песок. Ноги ослабели, во рту словно кошки нагадили. Снова появились боли в животе. Интересно, это выдумка разработчиков или в реальной жизни голодающие чувствуют то же самое? Если второе, то я им не завидую.
Блин, тяжко. Солнце жарит как бешеное, в горле пересохло так, что сглотнуть не могу, желудок крутит, и прямо физически ощущается, как уходят силы. Слабость такая, что и шевельнуться нелегко. Тоскливо посмотрев на тень под деревьями и оценив расстояние, я решил, что не дойду. Попробовал ползти, но только наглотался песка. Когда же это кончится?
Жарко, безумно жарко. Но рядом море. Если добраться до него, будет легче. Собрав все силы, я пополз к воде. Песок набивался в рот и глаза, причиняя дополнительную боль, но мне уже было все равно. Словно зомби, я бездумно тащился туда, где было немного прохладнее.
Добравшись до места, куда доставали волны, я свернулся в клубок, подтянул колени к животу и прикрыл голову руками. Лежал и медленно, мучительно умирал. Тело болело, резь в животе усиливалась, здоровье убывало. Скорее бы сдохнуть, хоть смерть и неприятная штука, но сытость наверняка должна увеличиться, а жажда — уменьшиться. Иначе нарушается логика игры. Я умру, воскресну, и буду жить долго-долго, до тех пор, пока... Похоже, у меня мутится рассудок.
Не знаю, сколько я пролежал в забытьи. Из бессознательного состояния меня вырвал густой, низкий голос:
— Едрить... Ты что тут делаешь, паря?
С трудом разлепив набухшие веки, я рассмотрел в жарком мареве склонившегося надо мной бородача средних лет.
— Пить и есть. — Губы дрогнули, силясь произнести непривычное слово: — Пожалуйста!
— Эва! — присвистнул незнакомец. — А у меня и нет ничего. Идти сможешь?
Он рывком поднял меня, попытался поставить на ноги, но колени подогнулись, и я снова рухнул на песок. Сквозь шум в ушах было слышно, как мужик матерится. В конце концов, он взвалил меня на плечи, словно барана, и куда-то потащил.
Очнулся я от гула голосов, среди которого выделялся рык ненавистного надзирателя.
— Ему еда не положена!
— Корлин, он умирает от голода и жажды!
— Пусть пьет, вода — бесплатно.
В мои потрескавшиеся губы ткнулось горлышко сосуда.
— Пей, — произнес бородач, над головой которого светился ник «Лесник».
С трудом сглатывая, я поглощал вожделенную влагу. Какое это, оказывается, блаженство — просто выпить воды!
Попытался встать, но не смог. Живот скрутило от голода, да и слабость никуда не делась. Лег на земляной пол, к счастью, не горячий, и приоткрыл глаза.
Мы находились в просторном глинобитном доме без окон, но с открытой дверью. Сквозь крышу из сухих пальмовых листьев кое-где пробивались солнечные лучи. Вокруг толпились люди, некоторые сидели за столами, другие томились в очереди к прилавку, за которым невысокая пухлая тетка раздавала еду, накладывая ее здоровенным половником в глиняные плошки. У меня закружилась голова и потекли слюнки от аппетитного запаха.
Рядом с теткой стояли Корлин и мой спаситель, у ног которого лежал небольшой мешок. Бородач убеждал надзирателя позволить мне поесть, но тот упрямо твердил:
— Нет, он не заслужил. Пусть умирает.
Собственно, к этому все и идет.
Сытость: 6/80
— Да почему? Мы же едим.
— Вы работаете. А он выловил хоть что-то? Нет жемчуга — нет еды.
Лесник тяжело вздохнул, раздраженно посмотрел на меня и, наклонившись, достал из мешка морскую раковину.
— Держи, — он протянул ее надсмотрщику. — Всего одна, но ведь парень только прибыл.
Корлин склонил голову набок и осклабился.
— Ты отдаешь за него свой жемчуг?
Сказано это было таким тоном, что дальше явно должно было последовать: «Ну и дурак!»
— Какая тебе разница? — бородач явно начинал злиться. — Дай ему пожрать.
Равнодушно пожав плечами, Корлин буркнул:
— Хорошо, — и, понизив голос, пожаловался: — Этот гад кусается!
В очереди послышались смешки.
— Навязался на мою голову, — пробормотал Лесник, подхватил меня под мышки и оттащил к стене.
Я изо всех сил пытался не стонать — любое прикосновение причиняло боль, а резь в животе жгла, как ножевое ранение.
Прислонившись спиной к стене, я почти смог сесть. Бородач взял у поварихи две плошки и сунул одну из них мне в руки.
— Ешь.
Это была простая каша. Горячая. Божественная. Неповторимая. Самая вкусная еда, которую мне когда-либо доводилось пробовать. Я торопливо работал ложкой, с наслаждением чувствуя, как стихает боль и наливаются силой мышцы. Полоска сытости заполнилась, а жажды, наоборот, ушла в ноль.
В это время Лесник, что-то сказав, показал на меня худосочному парню в рубахе до пят. Тот кивнул и двинулся ко мне. Подойдя и не сказав ни слова, сделал несколько пассов руками, надо мной закружились звездочки, и кожа тут же перестала гореть. Ого, здесь есть хилеры? Круто.
Напялив лежавшую рядом рубаху, я посмотрел на его ник. Гааз. Странное имя парень себе выбрал.
— Все в порядке? — участливо спросил он.
— Да.
— Вот и хорошо.
Гааз вернулся к еде, а я продолжал сидеть у стены, разглядывая окружающих. Леснику удивительно подходил его ник. Невысокий, широкоплечий, с косматой бородой, он напоминал лешего. Ел не торопясь, степенно, с аппетитом. Напротив расположился светловолосый парень, что-то тихо ему говоривший. Лесник внимательно слушал, но не отвечал.