Пляска дервиша (сборник)
Шрифт:
Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.
– Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?
– Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.
– Ну и что вы намерены теперь делать?
– Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.
– Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?
– О, да!
– На этот счет имеется завещание?
– Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.
– А другие наследники? Существуют они в природе?
– Послушайте, – в ее голосе зазвучало раздражение. – Зачем вам все это нужно?
– Я ведь уже говорил, что…
– …никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, – докончила она за меня.
– Совершенно верно.
– Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. – Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. – Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.
– Напрасно вы так, – сказал я оскорблено. – Убийство вашего мужа – лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно… – я запнулся. – Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и…
– Так я и знала! – с яростью прокричала она.
Я еще раз взглянул на фотографии.
– Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.
– А если нет?
– Если нет, то, пожалуйста… – Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризэ штрассе. – Будут какие-нибудь проблемы – обращайтесь.
– А телефона у вас нет?
Я поколебался.
– Телефона нет. – Мне захотелось, чтобы, если уж во мне появится необходимость, она явилась сама.
Мы распрощались.
В поисках желтых роз я обошел по крайней мере пять цветочных магазинов. Наконец у меня в руках оказался приличный букет, и можно было с чистой совестью появиться в гостинице «Черчилль», где остановилась Изабель.
Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.
Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам, я забрел в Гастдтте [6] , где слопал какой-то странный рассольник, запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне «Блудного сына» Потом предпринял вторую попытку повидаться с Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже утрачивали свою первозданную свежесть.
6
Gastaedtte (нем.) – столовая, забегаловка.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей и не хватало.
– О, господин Мегрэ! – воскликнула она. – Русский Мегрэ. Кого я знаю из русских мегрэ? – Она напрягла память. – Майор Пронин! Верно?
– Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.
– Я очень люблю русскую литературу и русский народный фольклор.
– Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.
Она огляделась по сторонам.
– Поговорим здесь?
В последний момент мне удалось подавить возглас разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в голову пришла спасительная идея.
– А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе они завянут.
– Верно, – согласилась она. – Придется подняться в номер.
Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель – светлая, на полу – ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее цветы.
– Выпьем чего-нибудь? – предложила она.
– С удовольствием.
В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как добрый знак.
– О чем поговорим? – она отхлебнула из своего бокала. – О Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?
– Лучше о культурно-криминальной группе «Фокстрот», – отозвался я. – И о Дервише.
Она вздрогнула.
– Неужели все русские детективы столь прямолинейны?
– Не все, – возразил я. – К примеру, мой напарник Джаич любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием. Только где он сейчас?
– Словоблудие, – медленно повторила она. – Интересное слово.
Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось односторонним и это заставляло меня становиться все более агрессивным.
– Итак, Дервиш, – произнес я, словно бы подводя черту подо всем ранее сказанным.
– Дервиш, – повторила она и снова сделала глоток. – По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в восточной сказке «Аладдин и волшебная лампа». Это, конечно, не русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не Василиса Прекрасная. Но «Аладдин» на Руси всегда пользовался любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?
– Обладать волшебной лампой.
– Верно.
– Вы хотите сказать, что где-то среди антиквариата имеется такая же лампа и Дервиш разыскивает ее?
Изабель поморщилась.
– Попытайтесь избежать буквального восприятия, Мишель.
– Боюсь, вы стремитесь придать этой истории интеллектуальную окраску, а налицо – уголовщина чистейшей воды.
– Восприятие, – повторила она. – Все зависит от восприятия. Воссозданная на интеллектуальном уровне, любая история имеет интеллектуальную окраску… Знаете, что такое злой гений? Когда графиня состарилась, моя мама (она сделала ударение на втором слоге – мама') ежевечерне читала ей вслух. Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина… И они частенько рассуждали о злом гении. Так вот, Дервиш – не тот, из сказки, а нынешний, – самый настоящий злой гений.